Правовая природа права следования, права доступа и иных интеллектуальных прав в гражданском законодательстве Республики Таджикистан

На сегодняшний день производство результатов интеллектуальной деятельности в любом государстве, включая и Республику Таджикистан, рассматривается как главный фактор экономического роста. А эффективность производства таких нематериальных благ, имеющих экономическую ценность, во многом зависит от формирования прочной нормативной правовой базы для регламентации отношений, связанных с созданием и использованием результатов интеллектуальной деятельности. Регламентация отношений, связанных с такими объектами, прежде всего должна выражаться в правовом обеспечении экономических интересов авторов путем наделения их субъективными интеллектуальными правами и эффективной защитой таких прав. Для этих целей в Республике Таджикистан действуют Гражданский кодекс Республики Таджикистан1 (далее - ГК РТ) и специальные законы в сфере интеллектуальных прав, что составляют законодательство Республики Таджикистан об интеллектуальных правах. Более того, в целях перспективы развития указанных отношений в республике принята Национальная стратегия развития интеллектуальной собственности Республики Таджикистан на период до 2030 г., утвержденная постановлением Правительства Республики Таджикистан от 1 июня 2021 г., № 210.

Итак, переходя к содержанию интеллектуальных прав, необходимо отметить, что ч. 1 ст. 1238 ГК РТ включает в состав интеллектуальных прав исключительные права и личные неимущественные права.

Исключительные права, прежде всего, — это абсолютные имущественные права, которые обладателю дают возможность по своему усмотрению осуществлять, разрешать и запрещать использование объектов интеллектуальных прав любым способом и в любой форме, не запрещённой ГК РТ или другими законами (ч. 1 ст. 1241 ГК РТ). Вместе с тем исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации являются оборотоспособными, то есть они могут отчуждаться и передаваться другим лицам (кроме как в отдельных случаях)2, а также в случаях, предусмотренным законом могут, переходить к другим лицам путем универсального правопреемства (наследования, реорганизации юридического лица и т.д.)

Личные неимущественные права, в свою очередь, также являются абсолютными субъективными правами, в них выражается неразрывная связь творца и объекта (творения) как продукта его творческого труда, и они не могут быть переданы другим лицам (т.е. необоротоспобные), и охраняются бессрочно (ч. 2 ст. 1240 ГК РТ)3. Однако в системе интеллектуальных прав наряду с исключительными и личными неимущественными правами имеются такие права, как: право доступа, право следования, право на вознаграждение за использование служебных результатов интеллектуальной деятельности, право подать заявку на выдачу патента (право на получение патента). Отмеченные права по своей природе являются разнородными, и поэтому отнести их к исключительным или личным неимущественным правам считается весьма сложным. Более того, они сложны тем, что могут принадлежать к определенной категории авторов (например, право следования), так и касаться определенного момента возникновения прав на результат (например, право на получение патента)4. В связи с этим ч. 1 ст. 1238 ГК РТ, определяющая содержание интеллектуальных прав, считается не совершенным, ибо не указывает на эти права. Вместе с тем следует отметить, что нормы и положения ГК РТ в целом и в частности в сфере интеллектуальных прав должны быть полными и гибкими, ибо данный законодательный акт предусматривает общие положения об интеллектуальных правах и играет ведущую роль в системе правового регулирования отношений, связанных с созданием и использованием результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации. На основе его положений основываются и развиваются нормы и положения специальных законов Республики Таджикистан в области интеллектуальных прав. Поэтому необходимо пересмотреть ч. 1 ст. 1238 ГК РТ и включить в содержание интеллектуальных прав следующие права: право доступа, право следования, право на вознаграждение за использование служебных результатов интеллектуальной деятельности, право подать заявку на выдачу патента (право на получение патента).

В Российской Федерации для решения этого вопроса и формирования общего положения о содержании интеллектуальных прав в ст. 1226 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) был введен категория «иные права». То есть эта категория объединила вышеуказанных прав (право следования, право на получение патента и др.,) в общую группу «иные интеллектуальные права». Однако в юридической литературе вместо «иные права» начали использовать такие названия, как: «сопутствующие права»5, «дополнительные права»6, «особые права»7, «промежуточные права»8 и т.д. Стоит подчеркнуть, что подобное многообразие (использование разных терминов) не придает определенности в формировании общего положения об интеллектуальных правах. Поэтому для конкретности следует использовать термин, который предусмотрен ГК РФ.

Кроме того, такой подход законодательства (то есть закрепление третьей группы «иных интеллектуальных прав») не обошлось без критики, в частности Д.В. Братусь считает такой подход неправильным и абстрактным9. Необходимо отметить, что, во-первых, ранее действовавшее законодательство Российской Федерации (а ныне действующее законодательство Республики Таджикистан), отдельно предусматривая право доступа и право следования, не определило или не охарактеризовало их как исключительное (имущественное) или личное неимущественное право. И до принятия ч. 4 ГК РФ в научной среде эти права определенно стали именоваться как «иные» права автора10.

Во-вторых, справедливости ради необходимо отметить, что подобное закрепление термина «иные интеллектуальные права» не является новым в сфере интеллектуальных прав, и давно известно в зарубежном законодательстве в этой области. Например, в немецком Законе об авторском праве и смежных правах право доступа (§ 25) и право следования (§ 26) предусмотрены в подразделе 4 под названием «Иные права автора» в разделе 4 «Содержание авторского права»11. Такой подход объясняется тем, что в силу особенностей указанных прав отнести их однозначно к моральным или имущественным правам не представляется разумным.

На основе вышеизложенного для формирования общего положения о содержании интеллектуальных прав в ГК РТ наряду с исключительными и личными неимущественными правами предлагаем предусмотреть «иные интеллектуальные прав», в состав которых будут входить право доступа, право следования и др. Необходимо подчеркнуть, что внедрение термина «иные интеллектуальные права» в ГК РТ вовсе не означает возникновение некоего особого субъективного права (не являющегося ни имущественным, ни личным неимущественным)12, а является лишь техническим приемом для гибкого и правильного выстраивания общего представления о содержании интеллектуальных прав. Основываясь на этом, рассмотрим по отдельности каждое право, которое входит в группу «иные интеллектуальные права».

Первый из них - это право доступа, которое предусмотрено в ч. 1 ст. 22 Закона РТ «Об авторском праве и смежных правах»13 (далее - Закон РТ об авторском праве). Согласно указанной норме «автор произведения изобразительного искусства вправе требовать от собственника произведения предоставление возможности осуществления права на воспроизведение своего произведения. При этом нельзя требовать от собственника произведения доставки произведения автору». Суть закрепления право доступа за авторами заключается в том, что он (творец) имеет право ещё раз осмотреть свое творение (произведение) лишь с целью получения вдохновения на создание новых произведений14.

Несмотря на то что право доступа предусмотрено в национальном законодательстве, оно как таковое не регламентировано на международном уровне. Следует отметить, что Закон РТ об авторском праве не предусматривает право доступа в качестве исключительного или личного неимущественного права. Если же обратиться к доктрине интеллектуального права, то можно встретить много точек зрения относительно правовой природы права доступа. В частности, Д.В. Подносков и П.Г. Шеленговсий право доступа относят к личным неимущественным правам15. Такого же мнения придерживаются В.И. Еременко16 и В.А. Зимин17. А.О. Мелузова, в свою очередь, полагает, что данное право является имущественным правом18. Ф.А. Джалилиан утверждает, что право доступа является особым исключительным правом19.

Б.Р. Расулов, рассуждая о праве доступа, утверждает, что данное право, несмотря на некоторые контрасты личного характера, не выступает в качестве личного неимущественного права. При этом автор, не ограничиваясь этими рассуждениями, утверждает, что право доступа является правом лично-имущественным20.

И.Г. Ахмеджонов в своем диссертационном исследовании отмечает, что право доступа не может самостоятельно участвовать в обороте. Далее автор подмечает, что право доступа участвует в обороте только в сочетании с исключительным правом и потому является ограниченно оборотоспособным21. Однако автор не разъясняет свою позицию относительно сути «сочетание права доступа и исключительного права». Следует отметить, что право доступа считается самостоятельным по отношению к исключительному праву, поскольку автор, не имеющий исключительные права на произведение, наделен правом доступа, что дает ему возможность вольно требовать от собственника произведения воспроизводство своего произведения. На этом основании также можно считать некорректным вывод о том, что право доступа выступает как особое исключительное право.

Также считаем необходимым проанализировать важный вопрос, связанный с правом доступа, а именно: исчерпывается ли право автора на доступ при его однократной реализации? Так, Закон РТ об авторском праве не закрепляет такое ограничение в отношении данного права. Для получения правильного ответа следует исходить из положений ст. 9 ГК РТ, в которой запрещается злоупотребление правом. Данная статья ГК РТ может выступать в качестве преграды и, тем самым, будет препятствовать вероятным злоупотреблениям права доступа со стороны недобросовестных авторов.

Стоит подчеркнуть, что в Законе об авторском праве (ч. 1 ст. 22) в пользу интересов собственника произведения имеется соответствующее положение, согласно которому автор не вправе требовать у него (собственника) доставки ему произведения. Очевидно, что закон в этом вопросе нужно исходить из точки зрения баланса интересов собственника (как обладателя вещных прав) и автора (наделенного авторским правом), а также недопущения легализации возможности злоупотребления авторскими правами. Поскольку (допущение) требование автора о доставке объекта, во-первых, может нанести ущерб, в частности, самому объекту при его доставке; во-вторых, ухудшает экономическое положение собственника (речь идет о расходах на транспортировку).

Вместе с тем положение ч. 1 ст. 22 Закона об авторском праве считаем недостаточно полным для надлежащей реализации право доступа, ибо на практике могут возникнуть определённые трудности. Например, законом автор наделен правом доступа, однако в нем не предусмотрены условия предоставления такого доступа, включая выбор помещений. Определение места и времени считаем прерогативой собственника произведения. При этом на собственника или иного законного владельца оригинала произведения должна быть возложена обязанность по созданию соответствующих условий. Автор, в свою очередь, для реализации своего право доступа на воспроизведение должен выбирать такой способ, который не наносил бы ущерб объекту и месту, где расположен соответствующий объект и т.д. Ввиду сказанного предлагаем нашему законодателю для совершенствования положений о праве доступа учесть отмеченные моменты.

Суммируя вышесказанное, можем утверждать, что право доступа является неимущественным правом, ибо, во-первых, оно реализуется исключительно автором и лишь на протяжении его жизни. Во-вторых, право доступа способствует творческому самовыражению личности автора. В-третьих, оно не переходит по наследству и не направлено на удовлетворение имущественных (экономических) интересов (получение выгоды) автора. Вместе с тем мы не можем согласиться с утверждением, что право доступа является личным неимущественным правом. По нашему мнению, личные неимущественные права носят абсолютный характер, т.е. этому праву противостоит неопределенный круг лиц, в то время как праву доступа корреспондирует обязанность конкретного лица (собственника произведения), что свидетельствует об его относительности.

Таким образом, право доступа выступает как неимущественное относительное право. Поэтому предлагаем законодателю учесть наши предложения по совершенствованию механизма реализации права доступа в рамках Закона об авторском праве.

Следующим правом, которого нельзя строго отнести ни к исключительным, ни к личным неимущественным правам, является право следования, которое мы включили в состав иных интеллектуальных прав. Отмеченное право впервые возникло во Франции в 1920 г.

Что касается правовой регламентации право следования на международном аспекте, то следует подчеркнуть, что Бернская конвенция допускает наличие этого права, но не признает его обязательным22.

При этом закрепление права следования в авторском праве ряда стран (в частности, Франции), а также практика применения авторско-правовых норм в этой области и учет интересов авторов (особенно молодых творцов) в действительности показали свою полезность и стали побуждать авторов (творцов) к созданию новых творческих результатов, что, несомненно, оказало положительное влияние на динамику роста экономики этих стран. Безусловно, такие перспективы побуждают законодателей других стран, в которых нет такой поощрительной меры, как право следования для защиты интересов авторов, всесторонне совершенствовать свое авторское законодательство в данном направлении.

В этом вопросе (закрепления право следования) Республика Таджикистан как суверенное государство с развивающейся экономикой и законодательством также не осталась в стороне, зная о важности внедрения и реализации такого права. Далее необходимо подчеркнуть, что закрепление права следования в нашем государстве однозначно направлено на защиту имущественных интересов авторов, причем молодых талантливых (творцов), ибо наделяет художников или иных авторов-творцов возможностью компенсировать свои потери за счет получения справедливой цены за труд. Ведь в большинстве случаев потенциал авторов-творцов не сразу оценивается по достоинству, потому сразу после создания ими своего произведения они продают их за гроши в силу разных жизненных обстоятельств. Однако, как правило, позднее цена на созданные ими произведения значительно вырастает, но, к сожалению, авторы нечего от этого не имеют.

В Республике Таджикистан право следования для защиты имущественных интересов авторов предусмотрен ч. 2 ст. 22 Закона РТ об авторском праве, где оно раскрывается следующим образом: «В каждом случае публичной перепродажи произведения изобразительного искусства (через аукцион, галерею изобразительного искусства, художественный салон, магазин и т.д.) автор имеет право на получение от продавца вознаграждения в размере 5% от перепродажной цены (право следования). Указанное право является неотчуждаемым и переходит только к наследникам автора по закону на срок действия авторского права».

Следует отметить, что анализ положений Бернской конвенции показал, что в ней не используется термин «право следования», который имеется в ч. 2 ст. 22 Закона РТ об авторском праве. Однако вместо него в указанной конвенции встречается термин «право долевого участия» (ч. 1 ст. 14 ter), который, на наш взгляд, является наиболее приемлемым, ибо он более четко раскрывает сущность данного права. Что касается термина «право следования», то необходимо констатировать, что он, по всей вероятности, является результатом дословного, простого перевода французского термина «droit de suite». К тому же «право следования» традиционно считается одним из признаков вещных прав, о котором говорится в ч. 2 ст. 267 ГК РТ. В этом контексте (как признак) право следования означает ту характеристику вещных прав, согласно которой вещные права всегда следуют за вещами, за их объектами. Иными словами, при переходе индивидуально-определенной вещи от одного субъекта к другому вещные права определенного субъекта на данную вещь не прекращаются, а продолжают существовать23. Сказанное дает нам основание утверждать, что один и тот же термин (право следования) в сфере вещных прав имеет одно содержание, а в сфере авторских прав - совсем другое. Такое расхождение содержания одного и того же категориально-понятийного аппарата в рамках доктрины и гражданского законодательства считаем некорректным и недопустимым. Ведь законодательство об интеллектуальных правах любой страны, в частности и Республики Таджикистан, должно формироваться через призму определенности и единообразия правовых норм. Исходя из этого предлагаем нашему законодателю заменить термин «право следования» на «право долевого участия» в сфере авторского права.

Тем не менее24 в доктрине интеллектуальных прав ученые относительно правовой природы право следования разошлись во мнениях. В частности, Д.В. Подносков25 и Д. Ролан26 отнесли право следования к имущественным правам. Такого же мнения придерживается А.Г. Матвеев27. В свою очередь, О.А. Рузакова, рассматривая право следования как имущественное право, отмечает, что оно имеет ограниченно оборотоспособный характер, ибо переходит только по наследству и не может выступать в качестве предмета сделки28.

Следует констатировать, что Бернская конвенция не относит право следования к моральным правам, так как данному праву посвящена не ст. 6bis конвенции, а отдельная ст. 14ter.

О.В. Калятин отмечает, что право следования не входит в число имущественных прав, но тесно связаны с ними29. Между тем В.Ф. Яковлев и Е.А. Суханов, говоря о праве следования, утверждают, что последнее включает в себя как личные, так и имущественные элементы30. Аналогичную позицию высказал С.А. Судариков, по мнению которого, с одной стороны, неотчуждаемость права следования позволяет отнести его к личным неимущественным правам, а с другой стороны, срок действия данного права равен сроку действия исключительного (имущественного) права, что говорит о его имущественном характере. В противном случае действие права следования должно быть бессрочным31. А.О. Мелузова, в свою очередь, проанализировав право следования, пришла к выводу, что данное право по своему характеру не может быть однозначно отнесено ни к содержанию исключительного права, ни к личным неимущественным правам32.

Суммируя вышесказанное, мы можем утверждать, что право следования, безусловно, носит комплексный характер и поэтому включает в себя как имущественные, так и неимущественные элементы. Имущественные элементы этого права, в первую очередь, проявляются в удовлетворении имущественных (экономических) интересов автора или его наследников (когда право переходит к ним по закону), то есть оно приносит им определенные экономические выгоды (в виде денежных отчислений). Более того, срок действия права следования равен сроку исключительных авторских прав.

Неимущественный же элемент этого права проявляется в том, что автор или его наследники не могут его передать или отчуждать, то есть оно является неотчуждаемым. Как известно, неотчуждаемость выступает признаком всех личных неимущественных прав, ибо последнее тесно, неотрывно связано с личностью его обладателя.

Относительно перепродажи произведения через аукцион следует отметить, что в юридической литературе в 2000 г. П.Б. Мэггсом и А.П. Сергеевым было высказано мнение, что в государствах, в которых за авторами закреплено право следования, их аукционные бизнесы находятся под риском потери. Такую потенциальную угрозу они объяснили тем, что масса аукционных бизнесов этих государств могут перейти к другим известным аукционным центрам, например, как Лондон, который расположен в государстве, где не действует право следования. Иначе говоря, владелец картины, естественно, будет заинтересован в ее продаже именно в Лондоне, где он всего лишь заплатит 5% комиссионных, и, тем самым, не будет обременен выплатами по праву следования33. Такое утверждение ученых, на наш взгляд, считается вполне обоснованным, но как показали время и практика, защита имущественных интересов авторов имеет приоритетное значение над гигантами бизнеса (в данном случае аукционного и т.п.) даже в экономических развитых государствах. Так, в частности, в Великобритании в 2006 г. после принятия Положения о правах художника на перепродажу (от 2006 г. № 346) за художниками (авторами) было закреплено право следования (Artist’s Resale Right)34. Правда, в этом государстве право следования реализуется исключительно через систему коллективного управления35.

Говоря о переходе права следования путем наследования, необходимо особо подчеркнуть, что оно согласно ч. 2 ст. 22 Закона РТ об авторском праве переходит исключительно к наследникам автора по закону, при этом исключая возможности его перехода к наследникам путем завещания. Кроме того, из содержания ч. 2 ст. 22 данного закона вытекает, что переход право следования к наследникам автора носит исчерпывающий характер. Иными словами, указанное право не переходит от наследников автора к их наследникам.

Также необходимо отметить, что авторское законодательство некоторых стран иначе подходят к этому вопросу. В частности, мы можем привести в качестве примера ст. 17 Закона Республики Казахстан «Об авторском праве и смежных правах»36 (далее - Закон РК об авторском праве), где наряду с наследованием (право следования) по закону также предусматривается наследование этого права по завещанию. Правда, в положении ст. 17 указанного закона особо оговаривается одно исключение, согласно которому право следования переходит по завещанию исключительно к наследникам автора. Такое положение, на наш взгляд, является правильным и продуктивным, ибо оно действует в интересах автора, которому предоставляется выбор при жизни определить наследников этого права.

Между тем детальный анализ ч. 2 ст. 22 Закона РТ об авторском праве, посвященной праву следования, дает нам основание утверждать, что данное законодательное положение имеет некоторые недостатки.

Во-первых, право следования устанавливается в отношении только оригинала произведений изобразительного искусства (скульптуры, дизайна и т.д.), о чем не излагается в положении ч. 2 ст. 22 Закона РТ об авторском праве. Необходимо подчеркнуть, что суть закрепления права следования за авторами в отношении произведений изобразительного искусства заключается в том, что последние по сравнению с другими произведениями, в частности науки и литературы, выходят в свет в единичных экземплярах. И это ни дает их авторам возможность многократно получить имущественную (экономическую) выгоду, как получают авторы произведения науки и литературы. Это право направлено на защиту авторов произведений, наличествующих в единичных экземплярах. Вместе с тем о праве следования в отношении оригинала произведения изобразительного искусства говорится и в ст. 14ter Бернской конвенции. Аналогичное положение можно встретить в законодательстве ряда стран, в частности ч. 2 ст. Закона РК об авторском праве, ч. 1 ст. 1293 ГК РФ, ч. 4 ст. 16 Закона Республики Молдова «Об авторском праве и смежных правах»37 и т.д. Стоит также отметить, что в законодательстве некоторых зарубежных стран есть положения, согласно которым на ограниченные количества копий произведения искусств распространяется право следования (п. 4 Правил Великобритании от 13 февраля 2006 г. об обеспечении права следования авторов произведений искусства; п. 2 ст. 54 Кодекса авторских и смежных прав Португалии)38. Однако следует подчеркнуть, что неграмотное и неэффективное регулирование отношений, связанных с правом следования в отношении копий, однозначно приведет к злоупотреблению авторскими правами, что негативно будет влиять на развитие имущественных отношений в обществе.

Во-вторых, ч. 2 ст. 22 Закона РТ об авторском праве распространяет право следования в отношении только произведения изобразительного искусства, что, на наш взгляд, не соответствует тенденциям и развитию института права следования, существующего в зарубежных странах с систематизированным правопорядком, поскольку в этих странах (а также согласно ч. 1 ст. 14ter Бернской конвенции) распространение право следования не ограничивается только оригиналами произведений искусства. Оно (право) охватывает и оригиналы рукописей писателей и композиторов авторов. В частности, этот вопрос был предметом исследования В.О. Калятина, который, говоря о значении «право следования» в своей книге, отметил, что ведущими французскими учеными неоднократно было высказано мнение о важности распространения права следования также и на оригиналы рукописей39.

Следующим субъективным правом, которое мы отнесли к «иным интеллектуальным правам», является право на вознаграждение, включая право на вознаграждение за использование служебных результатов интеллектуальной деятельности.

Служебными являются результаты интеллектуальной деятельности, созданные в рамках, предусмотренных для работника (автора) трудовых обязанностей. Однако здесь следует отметить, что на основе ч. 1 ст. 1246 ГК РТ «служебными являются объекты интеллектуальных прав, созданные работником в связи с выполнением служебных обязанностей или служебного задания работодателя». На наш взгляд, данное положение законодательного акта необоснованно снабжено схожими по содержанию терминами: «служебные обязанности» и «служебные задания». Законодательное закрепление двух отличительных по форме, но схожих по содержанию терминов для обозначения одного и того же явления, считаем юридически недостаточно целесообразным и крайне недопустимым. Более того, такой подход законодательства, по нашему мнению, никак не отвечает требованиям ясности и точности. Ведь на практике такие явления могут интерпретироваться по-разному и, отнюдь, не порождают адекватное регулирование и развитие правоотношений. «Требование ясности и простоты изложения нормативного текста должно быть положено в основу законопроектной работы»40. В целях правильного формирования общего положения об интеллектуальных правах служебных объектов мы будем использовать термин «трудовые обязанности», который, на наш взгляд, является более корректным, поскольку отношения, связанные со «служебными заданиями» полностью поглощаются термином «служебные обязанности».

На основе общего положения ГК РТ (ч. 1 ст. 1246) исключительные права на продукты интеллектуального труда принадлежат работодателю, если иное не установлено договором между ним и работником (автором). Вместе с тем работнику (автору) принадлежат личные неимущественные права на созданный им объект, а также право на вознаграждение. А размер, условия и порядок выплаты вознаграждения устанавливаются договором, заключенным между работодателем и работником (автором), если законом не предусмотрено другое (ч. 2 ст. 1246 ГК РТ).

Необходимо отметить, что подробное регулирование отношений, связанных с правом на вознаграждение за использование служебных результатов интеллектуальной деятельности, существует в специальных законах в сфере интеллектуальных прав. В частности, данное субъективное право закрепляется за авторами служебных произведений (ст. 14 Закона РТ об авторском праве), служебных изобретений (ст. 10 Закона Республики Таджикистан «Об изобретениях» (далее - Закон РТ об изобретениях)41, служебных промышленных образцов (ст. 10 Закона Республики Таджикистан «О промышленных образцах» (далее - Закон РТ о промышленных образцах)42, служебных топологий интегральных микросхем (ст. 11 Закона Республики Таджикистан «О правовой охране топологий интегральных микросхем» (далее - Закон РТ о топологии)43. Вместе с тем право на вознаграждение за использование продуктов интеллектуального труда также на законодательном уровне должно было закрепиться за авторами селекционных достижений. Однако относительно данного вопроса в Законе Республики Таджикистан «Об охране сортов растений» (далее - Закон РТ об охране сортов растений)44 нет соответствующих положений. Тем не менее данный пробел в законе вовсе не означает, что, когда селекционер, состоящий в трудовых правоотношениях, создал новый сорт растений (служебный), он лишен права на вознаграждение. Ведь он - селекционер (автор) на основе положений ст. 1246 ГК РТ наделяется правом на вознаграждение.

Возникновение у автора (работника) права на вознаграждение за использование продуктов интеллектуального труда строго обусловлено нормами закона. В частности, работник (автор) наделяется правом на вознаграждение за использование служебных произведений только в том случае, если работодатель начнет использовать соответствующее произведение в течение трех лет с момента его передачи ему (ч. 2 ст. 14 Закона РТ об авторском праве). Относительно служебных изобретений и промышленных образцов, можно подметить, что работник (автор) наделяется таким правом в том случае, если работодатель получит патент, либо передаст право на получение патента другому лицу, либо он (работодатель) примет решение о сохранении изобретения, промышленного образца в тайне, или не получит патент по поданной им заявке по зависящим от него причинам (ч. 1 ст. 10 Закона РТ об изобретениях, ч. 1 ст. 10 Закона РТ о промышленных образцах). Что касается селекционных достижений, то, уже отмечалось, Закон РТ об охране сортов растений в этом вопросе имеет существенный недостаток. Исходя из этого в целях устранения пробела в нормативно-правовом акте предлагаем законодателю (по аналогии с Законом РТ об изобретениях и Законом РТ о промышленных образцах) включить в него положение, закрепляющее условие возникновения права работника (селекционера) на вознаграждение за использование служебных селекционных достижений с учетом соответствующих специфических аспектов, действующих в этой сфере. Подобным положением также следует дополнить Закон РТ о топологии, так как в нем данный вопрос также не регламентирован надлежащим образом.

Следует отметить, что право на вознаграждение за использование служебных результатов интеллектуальной деятельности является частным случаем, то есть одним из проявлений права на вознаграждение. Право автора и или иного правообладателя на вознаграждение может возникать как на основе договора, так и строго в силу закона. Так, право на вознаграждение возникает у автора или иного правообладателя на договорной основе путем возмездного отчуждения исключительных прав или возмездного предоставления права на использование продуктов интеллектуального труда другим лицам. Что касается возникновения права на вознаграждение в силу закона, то законодатель связал его с несколькими случаями. В частности, публичное исполнение (публичный показ) аудиовизуального произведения обуславливает возникновение права автора музыкального произведения (с текстом или без текста) на вознаграждение (ч. 4 ст. 13 Закона РТ об авторском праве), поскольку показ аудиовизуального произведения опосредует исполнение музыкального произведения, которое входит в его состав. Тем самым можно вести речь о праве автора музыкального произведения, использованного в аудиовизуальном произведении, на вознаграждение.

Кроме того, ч. 1 ст. 39 Закона РТ об авторском праве закрепляет право на вознаграждение за воспроизведение фонограмм и аудиовизуальных произведений в личных целях за автором или иным правообладателем (исполнителем, производителем фонограмм и аудиовизуальных произведений). Здесь следует подчеркнуть, что эти субъекты получают свое вознаграждение не напрямую от гражданина-пользователя, а за счет изготовителя и импортера оборудования и материальных носителей, используемых для воспроизведения указанных объектов (ч. 2 ст. 39 Закона РТ об авторском праве). Это значит, что вознаграждение не зависит напрямую от использования соответствующего объекта45. В связи с этим следует вести речь не о «право на вознаграждение», а о «право на справедливую компенсацию за воспроизведение фонограмм и аудиовизуальных произведений в личных целях». Наряду с этим в случае использования фонограммы, опубликованной в коммерческих целях, за производителем фонограммы и исполнителем (исполнение которого записано на такой фонограмме) предусматривается право на вознаграждение (ч. 1 ст. 40 Закона РТ об авторском праве).

Как видим, право на вознаграждение может возникнуть по договору и закону. Однако в данном случае следует отличать право на вознаграждение, возникающее из договорных правоотношений, как право требование, от права на вознаграждение, возникающее в силу предусмотренных законом случаев. Последнее, в отличие от первого, не может быть предметом сделки.

Относительно правовой природы права на вознаграждение за использование продуктов интеллектуального труда в правовой доктрине были высказаны разные взгляды. В частности, Ф.А. Джалилиан отмечает, что право на вознаграждение является особым исключительным правом46. Однако данная позиция автора не получила поддержки в юридической науке.

В противовес Ф.А. Джалилиану можно отметить точку зрения Э.П. Гаврилова, согласно которой право на вознаграждение не является исключительным правом. Автор обосновывает свою позицию, приводя убедительный довод: если право на вознаграждение нарушается, то от нарушителя можно требовать только выплаты вознаграждения, а не запрета использования47.

А.П. Сергеев, в свою очередь анализируя правовую природу права на вознаграждение, пришел к выводу, что в его признании как особого права нет нужды. Автор аргументировал свою позицию тем, что право на вознаграждение без взаимодействия с каким-либо определенным способом использования объекта, то есть в отрыве или абстрактном виде, функционировать не может48.

Д.Ш. Серебрякова, исследуя правовую природу права на вознаграждение, включая право на вознаграждение за создание и использование служебных продуктов интеллектуального труда, заключила, что указанное право необходимо рассматривать как самостоятельное интеллектуальное право, а не право, входящее в состав исключительного права49. Эту же позицию можно встретить в авторском законодательстве некоторых стран с развитым правопорядком. Например, в ст. 5 Закона об авторском праве и смежных правах Бельгии предусмотрено, что автор или исполнитель не может отказаться от права на вознаграждение. А в § 27 Закона об авторском праве и смежных правах Германии говорится о непередаваемости и неотчуждаемости такого права50.

В продолжение нашего исследования считаем существенным также прояснение следующего вопроса: входит ли право на вознаграждение, возникающее в силу закона, в состав исключительного права?

Необходимость разъяснения данного вопроса детерминирована несколькими обстоятельствами. Во-первых, он напрямую затрагивает имущественные (экономические) интересы авторов. В частности, если право на вознаграждение включается в состав исключительного права, то автор при отчуждении такого права больше не может претендовать на дополнительные экономические выгоды в виде вознаграждения. Во-вторых, рассмотрение права на вознаграждение как составной части исключительного права приводит к некоему абсурду в части отнесения права на вознаграждение в группу «иных» интеллектуальных прав.

Таким образом, право на вознаграждение за использование служебных продуктов интеллектуального труда не входит в состав исключительного права, ибо исключительные права могут принадлежать работодателю, в то время как право на вознаграждение — автору-работнику (ч. 1 и 2 ст. 1246 ГК РТ). Поэтому данное право можно охарактеризовать как относительное имущественное неотчуждаемое право. Право на вознаграждение является неотчуждаемым по тому, как оно предоставляется именно автору-творцу в целях его стимулирования и обеспечения ему дополнительной экономической выгоды. Здесь следует согласиться с позицией Н.М. Мальцева: право на вознаграждение за служебные результаты интеллектуальной деятельности возникает как инструмент восстановления баланса имущественных интересов авторов (создателей) и пользователей (в данном случае речь идет о работодателях) с целью защиты имущественных интересов слабой с экономической точки зрения стороны51. Поэтому такая забота не должна потерять свою актуальность. Смысл она потеряет именно в тот момент, когда автору дадут возможность ввести данное право в гражданский оборот.

Необходимо отметить, что ни в ГК РТ, ни в специальных законах в сфере интеллектуальных прав не говорится о неотчуждаемости права на вознаграждение за использование служебных объектов. Если посмотреть на эту ситуацию с точки зрения гражданского законодательства Российской Федерации, то в ряде статьей ГК РФ, в частности, в п. 2 ст. 1295, п. 4 ст. 1370, можно найти положение, запрещающее отчуждение право на вознаграждение за служебные продукты интеллектуального труда. Такой подход законодателя, на наш взгляд, является правильным и оправданным.

Что касается перехода права на вознаграждение за использование таких служебных объектов по наследству, то и тут в ГК РТ прямо не закреплен. Если исходить из ч. 1 ст. 1253 ГК РТ, предусматривающее общие положения о наследовании, и ч. 6 Постановления Пленума Верховного Суда Республики Таджикистан «О судебной практике применения законодательства о праве наследования»52, где раскрывается ч. 1 ст. 1253 ГК РТ, то на первый взгляд право на вознаграждение за использование служебных продуктов интеллектуального труда как имущественное право включается в состав наследства. Однако на деле, невзирая на то, что право на вознаграждение является имущественным правом, оно связано с личностью автора, поэтому согласно абз. 5 ч. 1 ст. 1253 ГК РТ право на вознаграждение за использование служебных продуктов интеллектуального труда не включается в состав наследства.

В Российской Федерации дифференцируются режим перехода права на вознаграждение за использование служебных произведений (исполнение) и служебных изобретений, промышленных образцов (и др.) по наследству. Так, в соответствии с п. 2 ст. 1295 и ст. 1320 ГК РФ право автора-работника на вознаграждение за использование служебного произведения (исполнения) не переходит по наследству. А право автора-работника на вознаграждение за служебное изобретение, служебную полезную модель, служебный промышленный образец и др. согласно п. 4 ст. 1370, п. 5 ст. 1430, п. 4 ст. 1461 ГК РФ переходит к наследникам автора-работника на оставшийся срок действия исключительного права. Анализируя эти два аспекта, Е.В. Бадулина объяснила установленный в ГК РФ запрет перехода права на вознаграждение за использование служебных произведений (исполнение) по наследству тем, что это право неразрывно связано с личностью автора произведения. Она также отметила, что основанию для возникновения данной нормы послужил тот факт, что произведение (исполнение) всегда создается в пределах предусмотренных трудовых обязанностей (п. 1 ст. 1295 ГК РФ)53.

По мнению Е.В. Бадулиной, закрепление в ГК РФ положения о переходе права на вознаграждение за использование служебного изобретения, служебной полезной модели, служебного промышленного образца и др. по наследству, прежде всего связан с тем, что право на вознаграждение имеет тесную связь с исключительным правом, поскольку данный объект может быть создан случайно, в процессе выполнения обычных трудовых обязанностей, а не в рамках конкретного служебного задания (п. 1 ст. 1370, п. 1 ст. 1430, п. 1 ст. 1461 ГК РФ)54.

Мы не можем согласиться с данной точкой зрения Е.В. Бадулиной, потому что, во-первых, продукт интеллектуального труда не может быть создан случайно; во-вторых, такой продукт во всех случаях (будь то объект авторских прав или патентных прав и т.д.) находится в неразрывной связи с личностью своего автора. Мы полагаем, что логика такой дифференциации режима перехода права на вознаграждение за использование служебных произведений (исполнение) и служебных изобретений, служебных промышленных образцов и др. по наследству в ГК РФ заключается в обеспечении экономических интересов наследников автора. Экономические интересы наследников в данном случае связаны со сроками охраны продуктов интеллектуального труда. Иными словами, ГК РФ запрещает переход права на вознаграждение за использование служебных объектов авторских прав по наследству по той причине, что после смерти автора-работника служебного произведения наследники в течение 70 лет (п. 1 ст. 1281 ГК РФ) могут получать определенные экономические выгоды. Что касается исполнения, то срок действия исключительного права на него тоже не мал - он действует в течение всей жизни исполнителя, но не менее пятидесяти лет. Однако наследникам исключительное право на исполнение переходит в пределах оставшейся части сроков. Так или иначе, здесь экономические интересы наследников автора произведения (исполнения) в определенной мере обеспечены, и дополнительный переход к ним по наследству права на вознаграждение за использование служебных объектов авторских прав считается «неоправданным».

Поэтому далее необходимо подчеркнуть, что имущественные (экономические) интересы наследников авторов-работников служебных изобретений, служебных промышленных образцов и др. являются менее обеспеченными, ибо срок исключительного права на изобретение равен 20 годам, полезные модели - 10 годам, промышленные образцы - 5 годам (п. 1 ст. 1363 ГК РФ), селекционные достижения - 30 годам (п. 1 ст. 1424 ГК РФ), топологии интегральных микросхем - 10 годам (п. 2 ст. 1457 ГК РФ). Исходя из этого, на наш взгляд, ГК РФ в целях обеспечения имущественных (экономических) интересов наследников указанных авторов-работников предусмотрел переход им право на вознаграждение по наследству. Такое тонкое регулирование, то есть учет баланса интересов субъектов, на наш взгляд, является вполне целесообразным. С учетом сказанного, предлагаем предусмотреть в ГК РТ аналогичное положение о переходе права на вознаграждение за использование служебных продуктов интеллектуального труда по наследству.

Возвращаясь к спорным аспектам нашего исследования, следует заострить внимание на моменте, связанном с субъектом, обязанным выплатить автору-работнику вознаграждение за служебный продукт интеллектуального труда. К сожалению, этот аспект в полной мере не урегулирован законодательством РТ в сфере интеллектуальных прав, ввиду чего возникают трудности в вопросе его однозначной регламентации. Так, из положений ч. 2 ст. 1246 ГК РТ, ч. 3 ст. 14 Закона РТ об авторском праве, ч. 2 ст. 10 Закона РТ об изобретениях и др. вытекает, что право на вознаграждение за использование служебных объектов интеллектуальных прав привязано к фигуре работодателя. Это явствует из положения, которое определяет, что размер, условия и порядок выплаты вознаграждения определяется договором между автором-работником и работодателем. Но, на наш взгляд, такая позиция законодателя представляется не вполне корректной потому, что в случае отчуждения работодателем исключительного права на служебный объект интеллектуальных прав третьим лицам могут возникнуть проблемы, связанные с причинением ущерба имущественным интересам автора-работника. Например, работодатель при отчуждении исключительного права на указанный объект получает от другой стороны (контрагента) твердую денежную сумму. Часть этих денег он передает как единовременную выплату автору-работнику в качестве вознаграждения. И это означает, что право на вознаграждение автора-работника на этой стадии исчерпывается, ибо впредь работодатель не будет получать прибыль от использования служебного объекта интеллектуальных прав, и по этой же причине не обязан выплачивать автору-работнику вознаграждение. Иначе говоря, право на вознаграждение автора-работника за использование служебных объектов интеллектуальных прав привязано к работодателю и не имеет свойства следования за исключительным правом. Для целей защиты имущественных интересов автора, ради которых ему было предоставлено право на вознаграждение, предлагаем дать такому праву свойство следования за исключительным правом, то есть при каждой смене правообладателя должна происходить смена лица, обязанного выплачивать автору-работнику вознаграждение.

Право автора (композитора) музыкального произведения, использованного в аудиовизуальном произведении (ч. 4 ст. 13 Закона РТ об авторском праве), на вознаграждение также не может быть включено в состав исключительного права, поскольку, как и в случае права на вознаграждение за использование служебного объекта (произведения), композитор имеет право на вознаграждение, даже если исключительное право у него было отчуждено (исключительное право может быть у одного субъекта, а право на вознаграждение — у другого). Об этом свидетельствует формулировка ч. 4 ст. 13 Закона РТ об авторском праве, где говорится: «…Автор музыкального произведения сохраняет свое право на вознаграждение». Иными словами, данное положение закона указывает на непередаваемость данного права.

Что касается права на вознаграждение за воспроизведение фонограмм и аудиовизуальных произведений в личных целях, предусмотренное ч. 1 ст. 39 Закона РТ об авторском праве, то следует отметить, что данное право носит компенсационный характер, ибо выплачивается за ограничение объема исключительного права в общественных интересах, и отнюдь не входит в состав исключительного права. В этом вопросе мы согласны с позицией А.Г. Матвеевой, что такое право на вознаграждение (как и другие его проявления) не входит в состав исключительного права, ибо «включение права на вознаграждение за воспроизведение фонограмм и аудиовизуальных произведений в личных целях в состав исключительного права – ничто иное, как редуцирование разнообразных отношений по обеспечению имущественного интереса автора к модели исключительного права, что разрушает конструкцию последнего, внося в нее факультативные элементы, которые не свойственны его содержанию и идее»55. Аналогичную позицию придерживаются многие исследователи, в частности Е.Н. Васильева56, Е.А. Моргунова57, Н.М. Мальцев58 и др.

Таким образом можно заключить, что право на вознаграждение (во всех его проявлениях) носит имущественный характер, однако не может быть исключительным правом или его частью, тем более — личным неимущественным правом, а выступает как самостоятельное относительное имущественное право. Поэтому мы отнесли его в группу «иных интеллектуальных прав». В эту группу также можно включить право на получение патента. Согласно ст. 8 Закона РТ об изобретениях и ст. 8 Закона РТ об промышленных образцах, правом на получение патента имеют: автор; работодатель (в случае создания изобретения или промышленного образца работником в связи с выполнением им служебных обязанностей); правопреемники автора или работодателя. Между тем заявитель за плату может уступить право на получение патента третьему лицу (ч. 3 ст. 9 Закона РТ об изобретениях, ч. 3 ст. 9 Закона РТ об промышленных образцах). Однако до получения охраняемого документа объект патентных прав еще не возник, и более того, определенно неизвестно, появится ли он вообще. В таком случае, если объекта нет, то и исключительного права тоже нет. Несмотря на это, расчет между заявителем и третьим лицом об уступке права на получение патента в рамках патентного правоотношения осуществляется59. Эти аспекты можно использовать как доводы в пользу самостоятельности права на получение патента как субъективного имущественного права, отличающегося от исключительного права. К тому же необходимо подчеркнуть, что осуществление права на получение патента напрямую влияет на возникновение исключительного права.

Таким образом, в рамках исследования в данной статье был сделан акцент на отдельные субъективные права на результаты интеллектуальной деятельности, которые в силу их разнородной правовой природы весьма сложно отнести к исключительным или к личным неимущественным правам. Ввиду этого и на основе всестороннего анализа, опыта и практики российского правопорядка было предложено сформировать третью группу «иные интеллектуальные права» в содержании интеллектуальных прав. Также подчеркнуто, что закрепление «иные интеллектуальные права» в ГК РТ вовсе не означает возникновение неких особых субъективных прав (не являющихся ни имущественными, ни личными неимущественными), а является лишь техническим приемом для гибкого и правильного выстраивания общего положения о содержании интеллектуальных прав.

Вместе с тем на основе результата нашего анализа предлагаем изложить название и текст ч. 1 ст. 1238 ГК РТ в следующей редакции:

«Статья 1238. Содержание интеллектуальных прав

1. Обладателю интеллектуальных прав в отношении результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации принадлежат исключительные (имущественные) права, а в случаях, предусмотренных законом, личные неимущественные права и иные интеллектуальные права (право долевого участия, право доступа, право на вознаграждение и иные)».