Некоторые аспекты доказывания и доказательств в спорах о защите интеллектуальных прав

В условиях неуклонного роста количества судебных споров, связанных с защитой интеллектуальных прав1, особую значимость приобретает исследование вопросов судебного рассмотрения дел о защите интеллектуальной собственности, в частности, особенностей процесса доказывания, распределения бремени доказывания, судебной оценки и квалификации средств доказывания в целях выявления ошибок правоприменения и внесения предложений по совершенствованию процессуального законодательства и судебной практики.

Судебное или процессуальное доказывание – это урегулированный нормами процессуального права путь от вероятных суждений к истинному знанию, осуществляемый с помощью доказательств2.

При этом установить объективную истину в большинстве случаев невозможно. В условиях предоставления сторонами противоречивых доказательств, ограниченности времени и ресурсов решения суда могут выноситься при наличии определенных сомнений в отношении каких-либо фактов. Во избежание полной блокировки правосудия в ситуации невозможности установления абсолютной истины появился термин «стандарт доказывания» – это минимальная степень субъективной уверенности судьи в истинности спорного факта, при которой суд после исследования и оценки всех предъявленных стороной доказательств готов признать фактическое обстоятельство доказанным3.

В континентальной системе, к которой относится и Россия, данное понятие не закреплено на законодательном уровне. Вместе с тем в российской судебной практике можно встретить споры, в которых судами используется само понятие «стандарт доказывания» или применяется тот или иной стандарт.

Использование стандартов доказывания в делах о защите интеллектуальных прав имеет особую актуальность в связи с тем, что рассмотрение указанных дел непосредственно связано с исследованием некоторых оценочных понятий, в частности, таких как «творческая деятельность», «оригинальность», «сходство до степени смешения», «переработка». Результат такого исследования во многом зависит от субъективного восприятия судьи, поскольку зачастую бывает сложно определить со стопроцентной вероятностью, что, например, то или иное техническое решение было заимствовано ответчиком у истца, а не создано самостоятельно и независимо от истца.

Обратимся к п. 160 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 104, где указывается, что для применения мер обеспечения по доменным спорам не требуется представления, во-первых, доказательств в объеме, необходимом при рассмотрении спора по существу, и, во-вторых, доказательств того, что непринятие мер будет препятствовать исполнению судебного решения, – достаточно доказать наличие права, факт его нарушения и привести обоснование причин заявления требований о принятии обеспечительных мер.

Такое положение является примером пониженного стандарта доказывания (минимально необходимая степень достоверности), когда требования к бремени доказывания снижены. Данный подход в отношении обеспечительных мер является обоснованным, поскольку они представляют собой ускоренное и предварительное средство защиты.

Наиболее часто судами применяется обычный стандарт доказывания – «баланс вероятностей», который предполагает, что иск может быть удовлетворен, если доказательства с разумной степенью достоверности подтверждают обстоятельства, лежащие в основе иска. Так, в делах о признании действий по регистрации и использованию товарного знака недобросовестной конкуренцией суды исходят из того, насколько вероятно, что ответчик не случайно выбрал такое же обозначение, а зная об обозначении истца5.

Максимальный стандарт доказывания «вне разумных сомнений» по делам рассматриваемой категории споров суды применяют весьма редко, – он характерен для уголовного права. Как отмечается Судом по интеллектуальным правам (далее также – СИП), отступления от стандарта «баланс вероятностей» возможны только в случаях, указывающих на явное неравенство сторон в возможностях сбора и представления доказательств – по общему правилу, в общеисковом процессе, где спорящие лица обладают равными возможностями, применению подлежит обычный стандарт доказывания6.

Интересным в этой связи представляется дело № СИП-250/2017 о признании недействительным патента на полезную модель на основании п. 5 п. 1 ст. 1398 ГК РФ7.

Суд первой инстанции отказал в удовлетворении иска, отметив факт параллельного творчества при создании полезной модели, поскольку представленные доказательства, по мнению суда, «однозначно и безапелляционно» не свидетельствовали, что автор, указанный в реестре, заимствовал документацию истца. Президиум Суда по интеллектуальным правам направил дело на новое рассмотрение, отметив, что применение стандарта «вне разумных сомнений» в данном деле необоснованно и спор подлежит рассмотрению с применением стандарта доказывания «баланс вероятностей» – насколько вероятна случайность такого совпадения с учетом тождества не только существа признаков технических решений, но и конкретных формулировок и чертежей.

При повторном рассмотрении дела суд первой инстанции сослался на стандарт «баланс вероятностей», однако вновь отказал в удовлетворении иска в связи с отсутствием в материалах дела доказательств получения ответчиком информации о техническом решении истцов.

Указанное решение было вновь отменено Президиумом Суда по интеллектуальным правам: в Постановлении от 29 июня 2022 г. отмечается, что суд повторно применил максимальный стандарт доказывания и решение суда о признании факта параллельного творчества основано на непонимании теории вероятностей8.

Данный спор подтверждает справедливость мнения И.В. Решетниковой о том, что суды все чаще стали упоминать стандарт доказывания в своих актах, однако определяется он больше интуитивно9. На наш взгляд, изложенное свидетельствует о созревшей необходимости закрепления понятия стандарта доказывания в процессуальных кодексах.

Более того, представляется необходимой дальнейшая регламентация стандарта доказывания «баланс вероятностей» в качестве общего правила по делам о защите интеллектуальных прав на уровне Постановления Пленума Верховного Суда РФ, например, в виде положения о том, что суд может признать обстоятельство доказанным при наличии разумного уровня убежденности в истинности спорного факта, в том числе при наличии некоторых сомнений.

Также обоснованным видится перечисление подкатегорий споров, по которым, исходя из сложившихся в судебной практике подходов, применению подлежит пониженный (как в случае решения вопроса о принятия обеспечительных мер) или повышенный (например, при выяснении возможности сосуществовании сходных товарных знаков при условии отсутствия их смешения в глазах потребителей10) стандарт доказывания. Такой перечень должен быть открытым, не исчерпывающим.

Далее рассмотрим особенности оценки и квалификации некоторых средств доказывания, используемых при разрешении споров о защите интеллектуальной собственности.

Перечень допустимых доказательств по данным делам отсутствует, суд при установлении тех или иных обстоятельств может использовать любые средства доказывания (п. 55 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 10).

Интересным представляется вопрос о том, к какому средству доказывания – письменному или вещественному – относить экземпляр произведения (например, рукопись, предоставленную стороной в деле о защите авторских прав).

Этот вопрос имеет не только теоретическую, но и практическую важность, поскольку существуют особенности хранения, осмотра и исследования вещественных доказательств, в отличие от письменных11.

Письменными доказательствами являются документы, содержащие сведения о фактах, имеющих значение для рассмотрения дела. Вещественные доказательства – это предметы, которые по своему внешнему виду, свойствам, месту нахождения и иным признакам могут служить средством установления обстоятельств по делу. Следовательно, письменные доказательства характеризуются тем, что необходимая для разрешения дела информация воспринимается из содержания самого текста, тогда как вещественные доказательства оцениваются с точки зрения их внешнего вида и иных «наружных» признаков.

Итак, мы получаем необходимые сведения из содержания экземпляра произведения или из его свойств как предмета материального мира?

Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо определить, какие цели преследует суд при исследовании экземпляра произведения, какое из обстоятельств, входящих в предмет доказывания по делу, может быть подтверждено.

В случае, когда экземпляр произведения представляется стороной для доказывания факта воспроизведения или переработки произведения, он выступает в качестве вещественного доказательства, несмотря на то, что суд фактически исследует содержание самого текста, сюжетную линию для установления признаков заимствования. Информация, содержащаяся в произведении, не имеет в данном случае доказательственного значения для дела. Сведения о приключениях и победах Гарри Поттера едва ли могут решить задачу правильного рассмотрения и разрешения дела о защите авторских прав.

В качестве вещественного доказательства по указанным причинам справедливо рассматривать также экземпляр произведения по спорам из договоров авторского заказа, где оценивается качество созданного произведения и его соответствие условиям заказа12.

В связи с этим представляется сомнительной точка зрения советского ученого-процессуалиста К.С. Юдельсона, который рассматривал рабочие материалы рукописи исключительно в качестве письменных доказательств13.

Однако экземпляр произведения может выступать в качестве письменного доказательства при установлении авторства: указание на экземпляре информации об авторе в соответствии со ст. 1257 ГК РФ презюмирует авторство, то есть содержащаяся на книге или на ее обложке информация в данном случае будет иметь непосредственное значение для дела.

Аналогично, если суду необходимо установить сведения об издательстве или типографии, дату создания или опубликования произведения, которые размещены на экземпляре, такой экземпляр следует рассматривать как письменное доказательство.

Вместе с тем в ситуации, когда автор экземпляра произведения будет устанавливаться, к примеру, путем проведения почерковедческой экспертизы рукописи, значение для дела вновь будут иметь лишь «наружные» признаки, а не сведения и мысли, которые в ней содержатся14.

Неясным остается также вопрос об отнесении фильмов и иных аудиовизуальных произведений на материальных носителях к вещественным доказательствам или такому самостоятельному виду доказательств, как видеозапись (ст. 77 ГПК РФ, ст. 64, 89 АПК РФ). Например, если автор приносит на заседание диск, на котором незаконно записан его фильм (контрафакт).

Представляется, что в данном случае необходимые сведения также извлекаются судом не из содержания видеозаписи, а из иных ее признаков, относящихся скорее к форме, нежели к содержанию, то есть такой экземпляр аудиовизуального произведения будет являться вещественным доказательством. Значение для дела в данном случае имеет наличие, количество экземпляров и иные подобные признаки.

В то же время видеофрагмент будет относиться к видеозаписи как самостоятельному средству доказывания, например, когда на нем запечатлена контрольная закупка контрафактного товара.

Распространенным средством доказывания в делах о защите интеллектуальной собственности выступает скриншот – распечатка материалов из сети «Интернет» (например, для фиксации факта нарушения или его отсутствия на страницах сети Интернет или в доменном имени). Скриншоты признаются допустимыми доказательствами, если они заверены надлежащим образом и содержат указание адреса интернет-страницы и точного времени получения. По терминологии А.Т. Боннера указанное средство доказывания является «нетрадиционным»15, законом же относится к письменным доказательствам.

Пунктом 55 Постановления Пленума Верховного Суда РФ была приравнена доказательственная сила скриншотов, заверенных лицом, участвующим в деле, и нотариальных протоколов осмотра сайтов. В связи с этим в отсутствие заявления другой стороны о фальсификации такие скриншоты должны признаваться допустимыми доказательствами, независимо от того, имеются ли в деле иные доказательства, в том числе нотариально удостоверенный протокол осмотра интернет-страниц, подтверждающий данное обстоятельство16.

Суд по интеллектуальным правам дополнительно указал, что недостоверными могут быть признаны только скриншоты одних и тех же страниц, сделанных в одно и то же время и содержащие при этом нетождественную информацию17. В случае, если противоречащие друг другу скриншоты сделаны в разное время, оснований для того, чтобы ставить под сомнение более ранний скриншот, не имеется с учетом возможности дальнейшего изменения или удаления информации со страниц сайта.

Форма представления скриншота – как отдельная распечатка или приложение к протоколу осмотра доказательств (нотариального или составленного с использованием технических средств) – значения не имеет18.

При этом судебная практика последовательно идет по пути признания скриншотов недопустимыми в случае отсутствия точного времени19 и адреса их получения20.

В то же время условие о необходимости заверения скриншотов лицами, участвующими в деле, не является таким абсолютным: в апреле 2023 г. Верховный Суд РФ отменил судебные акты нижестоящих инстанций, в которых незаверенная переписка, подтверждающая факт реализации ответчиком спорных произведений и программ, была признана недопустимым и недостоверным доказательством21.

Суд пришел к выводу, что суд первой инстанции не создал необходимые условия для полного выяснения обстоятельств спора и вопреки требованиям законодательства не оказал истцу содействие в осуществлении его прав. А суд апелляционной инстанции, указав дополнительно на отсутствие в материалах дела заключения эксперта, подтверждающего отсутствие изменений содержания переписки, не поставил данный вопрос на обсуждение.

Данный вывод, на наш взгляд, является справедливым. Формальный подход нижестоящих судов препятствовал реализации права истца на судебную защиту, а также необоснованно устанавливал презумпцию недобросовестности стороны. Полагаем, что активность суда в подобных ситуациях, не нарушая вместе с тем принцип состязательности, будет способствовать достижению наиболее правильного результата рассмотрения дела.

Далее хотелось бы рассмотреть некоторые аспекты таких средств доказывания, как заключение эксперта и консультация специалиста.

Экспертиза проводится для установления фактов, данные о которых требуют специальных знаний. Проведение экспертного исследования в сфере интеллектуальных прав может быть необходимо в силу специфики споров и технической сложности объектов, например, для установления использования патента в продукте или для вывода о творческом характере произведения.

Как известно, не допускается постановка перед экспертом правовых вопросов, поскольку предполагается, что iura novit curia – судья знает право. Однако в делах о защите интеллектуальной собственности нередко возникают ситуации, когда разграничить правовой и неправовой вопрос довольно сложно, например – в случае с вопросом о переработке произведения.

В судебной практике можно встретить немало дел, где формулировка вопроса для эксперта «является ли произведение А переработкой произведения В» является допустимой. Суды в данном случае ссылаются на п. 95 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 10, которым допускается назначение экспертизы для установления того, является ли результат интеллектуальной деятельности переработкой или оригинальным произведением22.

В науке встречаются мнения о том, что такой вопрос не является правовым, так как законом не определены критерии квалификации произведения как производного23.

C указанной позицией не согласен А.П. Евсеев, который на заседании Научно-консультативного совета Суда по интеллектуальным правам отмечал, что сам факт переработки произведения относится к исключительной компетенции суда, и постановка подобного вопроса перед экспертом привела бы ко вторжению в компетенцию судебного органа24.

На наш взгляд, при постановке подобных вопросов перед экспертом необходимо избегать правовой терминологии, используя описательные конструкции, например – в случае с переработкой – о наличии или отсутствии признаков заимствования сюжетных линий и персонажей.

Далее отметим, что п. 162 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 10 установлено, что специальных знаний не требуется для установления сходства обозначений и однородности товаров. Вместе с тем в судебной практике можно встретить случаи, когда судебная экспертиза по сходству назначается25.

Такой подход представляется нам неверным, так как сходство обозначений должно оцениваться с позиции общего впечатления рядового потребителя, ведь основной целью защиты исключительных прав на товарные знаки является предотвращение смешения обозначений именно «неискушенным» потребителем26.

Заключение эксперта следует отличать от такого средства доказывания, как консультация специалиста.

Впервые фигура специалиста была введена в АПК РФ Федеральным законом № 422-ФЗ27 в контексте создания Суда по интеллектуальным правам.

При создании суда во многом использовался опыт зарубежных стран. Так, сильное влияние оказала модель создания Федерального патентного суда Германии28, практика функционирования японского Высшего суда по интеллектуальной собственности29.

Особенностью Федерального патентного суда Германии является наличие в его штате судей-патентоведов, не обладающих юридическим образованием, но имеющих знания в области технических и естественных наук. Подобное регулирование оценивается положительно, так как судьи имеют возможность в полном объеме исследовать обстоятельства дела, в том числе осуществлять техническую экспертизу.

Однако в России отказались от подобного подхода – вместо этого была предусмотрена фигура специалиста, подобно специалистам-техникам в Высшем суде по интеллектуальной собственности Японии, которых привлекают решения технических вопросов30.

Статья 55.1 АПК РФ указывает, что специалист обладает необходимыми знаниями по какой-либо специальности и дает устные консультации, но специальных исследований при этом не проводит (в отличие от эксперта)31. В статусе специалиста может выступать советник аппарата СИП, который является штатным работником суда (ст. 87.1 АПК РФ).

Привлечение в процесс именно штатных сотрудников Суда по интеллектуальным правам направлено на исчерпание проблемы с практикой назначения экспертизы, о которой писал А.Т. Боннер. Автор считал, что судебная практика обременяет себя очень весомым недостатком в том случае, если заключения экспертов воспринимаются судом без должной доли скептицизма32.

Однако вопреки задуманному штатные советники аппарата СИП привлекаются судом довольно редко – в основном суд привлекает к делу сторонних специалистов. Это может быть связано с тем, что статус, порядок привлечения и участия штатных советников не регламентирован в законодательстве, тогда как деятельности специалистов посвящено достаточное количество норм АПК РФ.

По мнению М.А. Рожковой, отсутствие соответствующей регламентации может быть связано с одной из двух причин: возможно, советник аппарата СИП был упомянут в норме закона второпях (провели аналогию с японским ВСИС), либо все регулирование было нацелено на регламентацию статуса штатных советников, а не специалистов, но произошла путаница33.

На практике также встречаются акты Суда по интеллектуальным правам, в которых суд при необходимости использования специальных знаний признает необязательным привлечение специалиста или назначение экспертизы, указывая на то, что сфера специальных знаний соответствует специализации суда34. Подобный вывод представляется нам спорным.

Концептуально для таких вопросов и создавался специализированный суд в сфере защиты интеллектуальной собственности. Однако в Суде по интеллектуальным правам отсутствуют судьи, обладающие техническим образованием, подобно судьям в Федеральном патентном суде Германии, в связи с чем едва ли специализация судей по конкретной подотрасли права обеспечивает возможность самостоятельного принятия ими решений по сложным техническим вопросам.

Думается, что разрешение Судом по интеллектуальным правам специальных вопросов без привлечения экспертов или специалистов возможно при рассмотрении дел об оспаривании актов, решений и действий (бездействий) административного органа. Вместе с тем при необходимости использования технических, естественных или иных специальных знаний назначение экспертизы или привлечение специалиста представляется нам обязательным для наиболее правильного разрешения дела.

Далее напомним, что СИП обладает правом направления запросов о даче консультаций, разъяснений, об изложении профессиональных мнений, которые являются обязательными (институт запроса также был введен в статью 16 АПК РФ Федеральным законом № 422-ФЗ).

В литературе можно встретить мнение о том, что в суде первой инстанции письменный ответ на запрос может рассматриваться как доказательство, тогда как в суде кассационной инстанции он имеет статус особого процессуального документа35. В ряде судебных актов ответ на запрос также признавался доказательством и оценивался в соответствии со ст. 71 АПК РФ36.

Однако, на наш взгляд, неверно придавать одному и тому же документу различный процессуальный статус в зависимости от того, в какой инстанции рассматривается спор.

Суд по интеллектуальным правам при рассмотрении конкретных дел неоднократно отмечал, что институт запроса предусмотрен АПК РФ не в целях установления обстоятельств по делу, а для помощи суду в понимании таких обстоятельств. Поэтому ответ на запрос не является доказательством по делу ни в одной из инстанций – суд вправе лишь учитывать мнение ученых при принятии решений и оценке доказательств37.

Таким образом, ответу на запрос в порядке ст. 16 АПК РФ следует придавать статус особого процессуального документа, при этом нельзя исключать, что при возникновении необходимости устных пояснений суд будет вправе привлечь такого ученого к делу в качестве специалиста.

Интересным в связи с этим представляется сравнение доказательственного значения консультации специалиста и ответа на запрос.

Во-первых, привлеченный к делу специалист является субъектом гражданских процессуальных правоотношений и относится к группе лиц, содействующих осуществлению правосудия38. Он обязан явиться в суд, отвечать на вопросы, давать консультации и пояснения и вправе знакомиться с материалами дела, заявлять ходатайства. У специалиста, которому адресуется запрос в соответствии со ст. 16 АПК РФ, такие права и обязанности отсутствуют – он является субъектом иного рода.

Во-вторых, консультация специалиста дается в устной форме и является доказательством по делу. В то же время ответ на запрос не относится к доказательствам по делу и предоставляется суду в письменной форме.

В-третьих, консультация специалиста, как и любое другое доказательство, по общему правилу может быть представлена только в суде первой инстанции, тогда как запрос может быть направлен в том числе при разрешении спора на уровне кассации – на это прямо указывает п. 11 Постановления Пленума ВАС РФ № 6039.

Далее в свете недавнего Определения Верховного Суда РФ от 15 августа 2024 г. № 302-ЭС24-3009 по делу № А33-19084/2022 нельзя не упомянуть о таком нетрадиционном для российской правовой системы, но нередко применяемом в спорах о защите авторских прав при участии иностранных лиц средстве доказывания, как аффидевит.

Такой документ представляет собой показания лица, выступающего в качестве свидетеля, относительно обстоятельств, имеющих значение для дела, сделанные в письменной форме и заверенные нотариусом.

Отметим, что в российской судебной практике существовали различные походы относительно допустимости и достаточности аффидевита.

В частности, в практике можно было встретить вывод о том, что аффидевит не может рассматриваться в качестве доказательства, так как свидетель дает показания устно, что соответствует фундаментальному принципу устности процесса (ст. 10 АПК РФ). Допустимость приобщения к материалам дела пояснений свидетеля в письменной форме не исключают устную форму их дачи суду. Соответственно, сам по себе аффидевит не является допустимым доказательством авторских прав истца40.

В актах Суда по интеллектуальным правам последних лет устоялась позиция о допустимости аффидевита в качестве доказательства при наличии ряда условий41:

1) документ отвечает критериям относимости и допустимости, в частности, имеет легализацию или апостиль;

2) нет оснований полагать, что показания, данные под присягой в установленном порядке, признаны ложными или не соответствующими действительности. В частности, иной стороной не было заявлено о фальсификации документа, содержание аффидевита не противоречит другим материалам дела;

3) документ рассматривается в качестве допустимого доказательства в законодательстве страны, где он сделан. Соответственно, истец должен сослаться на нормы иностранного и (или) международного права, которые регулируют порядок возникновения, отчуждения и защиты авторских прав на территории страны происхождения стороны на основании аффидевита.

В судебной практике также содержится вывод о том, что поскольку аффидевит не является правообразующим юридическим фактом, выдача аффидевита позднее даты нарушения прав истца не влияет на допустимость документа в качестве достоверного доказательства42.

В Определении Верховного Суда РФ от 15 августа 2024 г. № 302-ЭС24-3009 был рассмотрен вопрос о достаточности аффидевита для доказывания авторских прав при отсутствии иных доказательств43. Суд указал, что аффидевит сам по себе не является достаточным доказательством принадлежности прав на произведение. На истце лежит бремя доказывания перехода к нему прав, изначально принадлежащих автору произведения, для чего необходимо представить доказательства всей цепочки договоров или иных правовых оснований. Суд также напомнил, что презумпция авторства действует лишь в отношении авторов, но не в отношении иных правообладателей, получивших права в результате отчуждения прав.

Указанный подход Верховного Суда РФ, с одной стороны, способствует наиболее достоверному подтверждению авторства, поскольку сам по себе аффидевит представляет собой утверждение, носящее субъективный характер. Учитывая, что размер компенсации за незаконное использование объекта может составлять несколько миллионов рублей, истец должен предоставить достаточные и убедительные доказательства наличия у него прав на судебную защиту.

Вместе с тем позиция Верховного суда РФ по данному делу видится нам излишне категоричной и затрудняющей защиту исключительных прав для правообладателей, получивших права на произведение в результате многочисленной переуступки прав.

Более того, в п. 110 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 10 содержится положение о том, что правообладателем считается лицо, указанное в договоре об отчуждении, если исключительное право было передано по такому договору. При этом если права были переданы истцу в результате нескольких отчуждений, то иные доказательства в подтверждение права на иск не требуются, если права истца не оспариваются ответчиком.

В связи с этим полагаем, что применение позиции Верховного Суда РФ относительно предоставления полной цепочки договоров возможно только в той части, которая не противоречит п. 110 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 10, то есть в ситуациях, когда ответчиком оспаривается наличие у истца прав.

Обобщим выводы настоящего исследования:.

1. Необходимым видится закрепление понятия стандарта доказывания в процессуальных кодексах, а также дальнейшая регламентация стандарта «баланс вероятностей» в качестве общего правила по делам о защите интеллектуальных прав на уровне Постановления Пленума Верховного Суда РФ.

2. В случае, когда экземпляр произведения предоставляется стороной для доказывания факта воспроизведения или переработки произведения, он выступает в качестве вещественного доказательства, поскольку сама информация, содержащаяся в произведении, не имеет в таком случае доказательственного значения для дела. При этом экземпляр произведения может выступать в качестве письменного доказательства при установлении авторства, так как указание на экземпляре информации об авторе презюмирует авторство и такая информация в данном случае имеет значение для дела. Аналогичное правило действует в отношении фильмов и иных аудиовизуальных произведений: если необходимые сведения извлекаются судом не из содержания видеозаписи, а из иных ее признаков, относящихся скорее к форме, нежели к содержанию, такая видеозапись является вещественным доказательством.

3. Незаверенные скриншоты не должны автоматически признаваться недопустимыми доказательствами, суду следует создавать условия для полного выяснения обстоятельств спора и при необходимости оказать стороне содействие в осуществлении ее прав.

4. При постановке вопросов перед экспертом необходимо избегать правовой терминологии, используя описательные конструкции.

5. Разрешение Судом по интеллектуальным правам специальных вопросов без привлечения экспертов или специалистов возможно при рассмотрении дел об оспаривании актов, решений и действий (бездействий) административного органа. Однако при необходимости использования технических, естественных или иных специальных знаний назначение экспертизы или привлечение специалиста представляется обязательным для наиболее правильного разрешения дела.

6. Ответам на запрос в порядке ст. 16 АПК РФ следует придавать статус особого процессуального документа, при этом нельзя исключать, что при возникновении необходимости устных пояснений суд будет вправе привлечь ученого к делу в качестве специалиста.

7. Применение позиции Верховного Суда РФ относительно предоставления полной цепочки договоров при доказывании приобретения прав на произведение возможно только в той части, которая не противоречит п. 110 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 10, то есть в ситуациях, когда ответчиком оспаривается наличие у истца прав.

В заключение обратимся к словам А.А. Ивкиной о том, что результаты интеллектуальной деятельности являются ключом к процветанию общества, потенциал государства, который является невозможным без должного уровня правовой защиты44. Полагаем, что такой уровень защиты во многом обеспечивается справедливым порядком рассмотрения и разрешения дела, в связи с чем исследование и совершенствование процессуальных институтов представляет особую важность.