«Размазня»¹

«Я продал Марксу всё — и прошедшее, и будущее, стал марксистом на всю жизнь. За каждые 20 листов уже напечатанной прозы я буду получать с него 5 тысяч; через 5 лет буду получать 7000 и так далее — через каждые 5 лет прибавки, и, таким образом, когда мне будет 95 лет, я буду получать страшную уйму денег»2.

Модернизация и преобразование законодательного и договорного регулирования отношений между автором и профессиональными коммерсантами по поводу объектов интеллектуальных художественных прав по мере того, насколько разнообразным становится искусство, становится действительно важным в силу специфики таких объектов, а главное, их создателей – потенциально слабой стороны договора. Оглядываясь назад, к всемирно известным классикам и их чаяниям познакомить мир со своим творчеством, и смотря на современных артистов и их становление в шоу-бизнесе, кажется, что договорные практики, пройдя сквозь поколения творцов, так и не изменились.

Французский писатель Оноре де Бальзак одним из первых поднял вопрос о взаимоотношениях общества, автора и издательства (профессионального коммерсанта). В ноябре 1834 г. в журнале «Парижское обозрение» (La Revue de Paris) было опубликовано его открытое письмо, адресованное французским писателям XIX в. («Lettre adress'ee aux 'ecrivains francais du XIXe si`ecle»). В письме в числе прочих поднималась острая проблема отсутствия правового регулирования издательских контрактов и, как следствие, беззащитность авторов перед произволом издательств3. Желание автора распространить свое произведение, получить известность и гонорар против желания издательства распространить произведение и сделать автора успешным, чтобы получить и приумножить прибыль. Казалось бы, цель едина, однако коммерческие практики профессиональных коммерсантов не во всех случаях учитывали интересы представителей художественного сообщества. Так было и в Российской Империи.

Федор Михайлович Достоевский 24 июля 1863 г. в Петербурге принял на себя обеспечительное обязательство перед комитетом Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым (Литературному фонду): передать «право полной собственности на все сочинения, как напечатанные, так и не изданные с 1 февраля 1864 года» в том случае, если не вернет Обществу взятые в долг 1500 рублей4. Такое обеспечение является явно неэквивалентным, поскольку наиболее значимые произведения, такие как «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы» и др. (в общей сложности 6 романов и 3 повести) стали бы «собственностью» Общества, целью деятельности которого было помогать литераторам, попавшим в трудную жизненную ситуацию, всего за полторы тысячи рублей. Достоевский своевременно возвратил долг, однако негативный исход мог бы быть вполне реальным, учитывая его пристрастие к азартным играм, финансовые проблемы и долги.

Действительность, к сожалению, была такова, что наличие несправедливых условий, в том числе и коммерческих (ценовых), являлось обыденностью, опрометчиво оставленной законодателем того времени без внимания, поскольку случай с Достоевским не был единичным.

Непродолжительное время спустя Антон Павлович Чехов, желая обеспечить себе и своей семье стабильный доход и упростить одновременное сотрудничество более, чем с 11-ю типографиями и издательствами, 26 января 1899 г. заключил следующий договор с книгоиздательством А.Ф. Маркса.

1. Передавал Адольфу Федоровичу Марксу в «полную литературную собственность» сроком на 20 лет все свои сочинения, как уже написанные, так и будущие, за что издательство обязывалось заплатить 75 тысяч рублей.

Предмет договора имел особую специфику – он был неопределенным, включал в себя не только передачу прав в отношении некоторого количества произведений, охватываемых столь расплывчатым «все, что было написано за 20 лет», но также и поиск, редактуру, переработку и предоставление черновиков, заметок и произведений, опубликованных под псевдонимами и анонимно, а также совершение Чеховым имущественных действий по прекращению сотрудничества в прочими издательствами в интересах Маркса. Попадись такой контракт в руки современного судьи – легиста, не исключено, что при приложении к нему правил ст. 432 ГК РФ вывод о незаключенности был бы весьма вероятен.

При этом имущественное вложение Маркса было минимальным, поскольку за 20 лет литературного творчества Чехов имел репутацию и популярность, а также более 570 произведений, которые в совокупности к 1903 г. Маркс издал в 11 томах. При этом Маркс не предполагал, что многолетнее литературное творчество Чехова окажется настолько богатым, и рассчитывал издать три-четыре тома5.

Таким образом, Чехов действительно стал «марксистом» — настолько масштабным был предмет договора. Одним контрактом творческая жизнь длиной в 20 лет, отраженная в прекрасных произведениях литературы, стала принадлежать другому, совершенно постороннему Чехову человеку. Автор оказался лишенным власти над своими же произведениями. Так рассказ «На даче», перепечатанный в юбилейном альбоме «Сюрприз» в 1899 году, появился на страницах журнала «Будильник» с подстрочным примечанием: «Печатается по соглашению с собственником сочинений А. П. Чехова А. Ф. Марксом». Данное редакционное примечание будто представляет читателю право Чехова на свое же произведение ущербным, обремененным дозволением коммерсанта-издателя.

2. Фактически заработанные Чеховым деньги не имели в себе той ценности, которую он принес Марксу своими произведениями, — предоставление явно неэквивалентно. Коммерческие условия договора были таковыми, что выплата 75 тысяч рублей производилась Марксом несколькими платежами в течение 2 лет — 20 тысяч рублей уплачивались сразу, остальная сумма – четырьмя платежами до 1901 года6. Разделенные во времени платежи не принесли Чехову реального дохода, сделать запланированные вложения не удалось, автор оказался в финансово стесненном положении, о чем свидетельствуют его письма к М.П. Чеховой от 1 сентября 1899 г., к О.Л. Книппер от 29 сентября 1899 г., к В.А. Гольцеву от 15 сентября 1899 г., к Ал. П. Чехову от 25 января 1900 г. 7 .

По прошествии года после заключения договора прибыль, которую получил Маркс от продажи сборников Чехова, значительно превысила сумму, на которую изначально заключался контракт8.

«<...> Я предлагаю Вам вот что — пошлите-ка Вы этого жулика Маркса ко всем чертям. Пятницкий, директор "Знания", говорит, что Маркс, печатая Ваши книги по 40 000 в одно издание, давно уже покрыл сумму, выплаченную Вам. Это грабеж, Антон Павлович! И не того же ради Вы силу свою растрачиваете, чтобы этот немец плодами ее пользовался».9

Нарушение права на соразмерное вознаграждение за труд становится очевидным; сама необходимость оплаты труда частями отпала практически сразу же — 75 тысяч, которые Маркс должен был заплатить Чехову, окупились после выпуска первого собрания сочинений, а периодические платежи потеряли объявленную «уймой денег» ценность, поскольку сразу же по получении уходили на текущие нужды писателя.

3. За изданные в будущем произведения А. П. Чехов получал 250 рублей за печатный лист с увеличением этой суммы на 150 рублей каждые пять лет и сохранял за собой право на однократную публикацию своих новых произведений в периодических изданиях и благотворительных сборниках и на гонорар за постановку своих пьес (поспектакльная плата).

В случае, если А. П. Чехов совершал «издательский адьюльтер», то есть предоставлял право опубликовать свое произведение в другом журнале, А.Ф. Маркс имел право взыскать неустойку с автора в размере 5 тысяч рублей за печатный лист. Также в случае, если произведение окажется «по своим литературным качествам неудобным для печати», то Маркс мог немотивированно отказать Чехову в печати, и, закономерно, уплате авторского гонорара, что оставляло за собой широкое поле для произвола со стороны издателя, – это серьезно беспокоило Чехова.10

Известно, что в России на тот момент времени наблюдался подъем издательского дела, авторские гонорары значительно увеличивались11. Из личной переписки Чехова с Константином Тычинкиным, редактором в издательстве А. С. Суворина, у которого Чехов ранее издавался, следует, что Маркс вел переговоры с другими писателями о заключении аналогичных договоров на б'oльшие суммы:

«…Очень досадно только, что мало взяли, и остается желать, чтобы за новые вещи получили возможно более. Я говорю мало, потому что Маркс ведет переговоры и относительно покупки сочинений Вас. Ив. Немировича-Данченко; он дает ему 125 тысяч за написанные им вещи, а тот просит 150»12.

Таким образом, в перспективе непродолжительного времени на первый взгляд кажущиеся приемлемыми условия договора обратились для Чехова в имущественное неблагополучие, стала очевидной несправедливость ценовых параметров контракта.

К слову, А. П. Чехов изначально занимал слабую позицию в договоре: он лично не принимал непосредственное участие в процессе переговоров по условиям договора с книгоиздательством – его интересы представлял его поверенный, журналист и писатель Петр Алексеевич Сергеенко. И снова – отнюдь не профессиональный посредник и переговорщик. То есть, оказать влияние на переговорный процесс и изложить свои требования Чехов не мог.

Уже на этапе заключения договора Чехов выражал свое недовольство в отношении некоторых условий договора, в частности, тех, что предусматривали право издателя отклонить произведение, а также столь ресурсозатратные поиск и редактуру13. Однако влекомый скорым получением денег, предвкушающий строительство дома в Ялте, возможность финансово помочь своим родным и подлечить свое здоровье, подкосившееся легочным туберкулезом, воодушевленный творец не предвидел негативных последствий, да и никак не мог даже предполагать таковые, – он не на рынке, чтобы торговаться и оценивать риски, он в искусстве.

В то же время для А. П. Чехова не представлялось возможным настаивать на расторжении договора, поскольку для выхода необходимо было заплатить возмещение в размере суммы контракта – 75 тыс. рублей. Чехов в своем письме А.М. Горькому от 24 июля 1901 г. сетует на нездоровье и говорит о том, что у него нет ни денег, ни возможности их занять, ни желания что-либо менять14.

Для того, чтобы инициировать процесс пересмотра условий, нужно, чтобы пострадавшая сторона действительно настаивала на изменениях, то есть необходимо принимать во внимание волю самого Антона Павловича Чехова. Писатель, к слову, полностью осознавая свое невыгодное положение, не настаивал на изменении или расторжении договора.

« <…> Я предпочитаю скромный черный хлеб, услащенный счастливою и радостною улыбкою многочисленной семьи, сознающей, что эта корка приобретена честным трудом, а не ограблением Маркса. <…>»15

В то же время несправедливость условий договора Чехова и Маркса была настолько очевидной, и закономерное почти бедственное имущественное положение известного писателя взволновало общественность. Чтобы поддержать Чехова по случаю двадцатипятилетия его творческой деятельности группа авторов, в том числе А. М. Горький, И.А. Бунин, Н.Д. Телешов, Ф.И. Шаляпин, Л.Н. Андреев, Е.П. Гославский и др. составили коллективное письмо к Марксу с целью воззвать к его совести, убедительно просили его «освободить» Чехова из контракта: писатель критически беден, почти не получает реального дохода от контракта, тяжело болен, а Маркс уже давно приумножил прибыль, полученную от печати и публикации.

Сам Чехов, узнав о проекте, категорически возразил против такой инициативы:

«Я своей рукой подписывал договор с Марксом, и отрекаться мне от него неудобно. Если я продешевил, то, значит, я и виноват во всем: я наделал глупостей. А за чужие глупости Маркс не ответчик. В другой раз буду осторожнее» 16

Еще одним подтверждением абсолютно положительных намерений Чехова является случай, когда он, заблуждаясь относительно наличия основания для признания договора незаключенным, тем не менее считал себя связанным, поскольку проявление недобросовестности с его стороны в отношениях между ним и Марксом для него являлось бы «нелитературным» поведением17.

В 1904 г. Маркс нарушил условие договора, в соответствии с которым Чехов мог бы первым опубликовать свое новое произведение (в данном случае пьеса «Вишневый сад») в другом издательстве и получить гонорар. Не дождавшись корректировок, Маркс отправил текст в печать, а на письмо Чехова с просьбой приостановить печать до обнародования пьесы в издательстве «Знание» ответил отказом, пояснив, что это принесет ему убытки. Чехов же, добросовестно исполнявший условия ставшего обременительным для него договора, выразил желание прекратить любые сношения с книгоиздательством Маркса, но не успел, поскольку ушел из жизни всего спустя полтора месяца после инцидента18.

Пятнадцатью годами ранее, в 1883 г. А. П. Чехов опубликовал рассказ «Размазня»19, в котором устами хозяина автор продемонстрировал недюжинные познания в доктрине сальдирования20. Выражаясь терминами упомянутой доктрины при сопоставлении взаимных предоставлений сторон договора (сальдо встречных обязательств) и определении своей завершающей обязанности перед кроткой гувернанткой, герой рассказа обирает ее до нитки, в кульминации рассказа определяя свое же поведение эмоциональным: «Но ведь я же вас обобрал, чёрт возьми, ограбил! Ведь я украл у вас! За что же merci?». Удивительно то, что она смиренно принимает безосновательные претензии и благодарит за копейки: «В других местах мне и вовсе не давали...» Чехов ставит перед читателем вопрос: «Разве можно быть такой размазней?», восклицает: «Не давали? И не мудрено! Я пошутил над вами, жестокий урок дал вам...» Иронично, что по прошествии чуть более 15 лет он сам попал в такую же ситуацию с тем лишь отличием, что Маркс не «шутил» и не «давал уроков», но «обобрал, чёрт возьми, ограбил».21

История обрела настолько широкий резонанс, что Антон Павлович помимо всемирно известных произведений оставил после себя и другое наследие. В 1911 г.был принят Закон об авторском праве22 , п. 9 которого предусматривал возможность безмотивного выхода из договора об отчуждении авторского права, об уступке права на издание или о предоставлении права перевода, публичного исполнения произведения или какого-либо иного из принадлежащих автору прав относительно будущих произведений по истечении 5 лет, хотя и в договоре была предусмотрена большая его продолжительность или бессрочность. Определенно данная норма является нелитературным наследием от «Антоши Чехонте». Это норма видоизменилась в абсолютный запрет заключения договоров на будущие произведения в ст. 31 Закона РФ об авторском праве и смежных правах23 .Действующая редакция Гражданского кодекса РФ не содержит подобного запрета. Верховный Суд РФ в содержании постановления пленума от 23 апреля 2019 г. № 10 «О применении части четвертой ГК РФ»24 подошел к решению проблемы будущих произведений путем определения четких критериев будущего произведения, точного его описания, назначения, полной индивидуализации.

К сожалению, имущественная боль Антона Павловича, как представляется, забылась, обнаруженная в содержании п. 47 Постановления правовая позиция вряд ли является новой и скорее относима к контрактному праву в целом, своей целью имеет создание прочных контрактов, способных к исполнению, но не защиту прав авторов. На практике принятый весьма низкий стандарт описания предмета контрактов в сфере авторского права не препятствует повторению имущественной драмы А. П. Чехова. Так, например, в контрактах киноиндустрии часто встречается характеристика произведения, выраженная в погонных метрах, видах носителей и проч., что в действительности никак не отражает творческое начало произведения, его сюжет, персонажей, линию повествования25 .

Источником возникновения несправедливых договорных условий, на которые соглашаются авторы, могут быть самые разные обстоятельства, в том числе, не поддающиеся рациональному объяснению. Автор, обладая незаурядным талантом, может не иметь стремления превратить желание поделиться своим произведением с миром в торги, преследуя лишь коммерческую цель.

Договор между Чеховым и Марксом, без сомнения, экономически несправедлив, получение издателем экономических выгод, не обусловленных его трудом, степенью приложенных усилий (вложения в приобретение, печать и распространение произведений) ослепляет так же, как и талант писателя. Оправдание получения избыточной выгоды прозорливостью коммерсанта уместно в отношении товаров, имеющих рыночную стоимость и только если такая стоимость создана самим коммерсантом; рынка «Чеховых А.П.» не может существовать. Предположение о невозможности поставить под сомнение ценовые параметры авторского контракта унизительно как для писателя, так и для авторского права в целом.

Обо всем, что происходило в жизни авторов произведений изящной словесности прошлых столетий, можно узнать из обнародованных фрагментов личной переписки — именно таким образом полный текст договора Чехова с книгоиздательством Маркса стал публичным и доступным для анализа. Также раскрываются события, предшествующие его заключению, мотивы, особенности исполнения и даже деловая переписка сторон. Изнаночная сторона деловых отношений этих личностей оказалась доступной каждому желающему, чего нельзя сказать о контрактах творческих личностей недавнего времени. Современные артисты стремятся сохранить в тайне коммерческие и прочие условия, вследствие чего знание о содержании таких контрактов становится доступным только в случае, если те стали предметом судебного спора.

В XXI в. до сих пор существуют сопоставимые юридические проблемы.

В деле Schroeder Music Publishing Co Ltd v Macaulay, в котором 21-летний Тони Макалай подписал договор с Schroeder Music Publishing,, на условиях того, что все результаты его творческой деятельности будут передаваться Schroeder Music Publishing, то есть последний является правообладателем его творчества. Контракт составлялся на 5 лет и автоматически продлевался, если выручка от его деятельности составляла 5000 фунтов стерлингов. При этом компания могла расторгнуть договор в одностороннем порядке в любой момент, без указания на то оснований, а Тони в одностороннем порядке расторгнуть договор без издержек не мог. В этом случае за всю его работу ему бы выплатили только 50 фунтов. Также по контракту Schroeder Music Publishing не имела обязательств по продвижению артиста. Он должен был делать это либо самостоятельно, либо просить об этом Schroeder Music Publishing.

В процессе судебного разбирательства Палатой Лордов обсуждался вопрос о причине появления нечестных договорных условий в контракте между Тони и Schroeder Music Publishing. Вероятной причиной считалось отсутствие проведения переговоров или их крайне низкая эффективность на стадии, предшествующей заключению контракта. Неравенство сторон в переговорном процессе напрямую влияет на его результативность и степень удовлетворенности слабой стороны. Тони, как не имеющий большой известности артист, вряд ли мог твердо отстаивать свои требования и условия в переговорах против крупного коммерсанта. В конечном итоге Палата Лордов пришла к выводу, что проведение переговоров до подписания контракта между сторонами не может служить основанием для признания контракта действительным и справедливым.

То что для выхода из контракта артист должен заплатить полную сумму вознаграждения, на которую он заключался, является несправедливым, в то время как Schroeder Music Publishing может расторгнуть договор в одностороннем порядке и без издержек. Более того, при обсуждении условий контракта, Тони не мог вносить туда дополнительные условия. То есть он мог либо согласиться, либо не согласиться с представленным договором. В суде ответчик не смог обосновать необходимость таких ограничений, а также предусмотренную договором возможность репрессивного исполнения, потому Тони выиграл спор.

Таким образом, мы видим сопоставимую ситуацию: А. П. Чехов имел возможность расторгнуть контракт в одностороннем порядке, однако должен был заплатить 75 тысяч рублей, что является той суммой, которую ему заплатили при входе в контракт, и которую он соответственно тратил на свое творчество и текущие нужды, а потому в распоряжении не имел. Тони Макалай также мог выйти из контракта, но в таком случае за всю его работу ему причиталось не 50 000 фунтов, а только 50. Вряд ли свобода договора предполагает возможность установления подобного рода несбалансированных условий.

Аналогичная правовая проблема обнаруживается в имущественной судьбе Виктора Белана26. Между «могущественным» продюсером Юрием Айзеншписом и на тот момент еще никому незнакомым исполнителем Виктором Беланом был заключен продюсерский контракт, условия которого возможны к реконструкции из содержания судебных актов27, а также сообщений СМИ28. Поводом к проведению судебного разбирательства стала насущная необходимость передачи по наследству имущества в виде проекта «Димы Билан»: от продюсера Юрия Айзеншписа к несовершеннолетнему сыну Михаилу. Виктор Белан как третье лицо, заявившее самостоятельное требование, хотел свободы от контракта, утверждал, что смерть продюсера как юридический факт порождает юридически значимое последствие — прекращение контракта.

В соответствии с упомянутым договором артист передавал продюсеру на исключительной основе право использования своего имени, изображения, образа, личностных характеристик в рекламных, коммерческих и творческих целях на территории Российской Федерации и во всех других странах мира; артист признавал за продюсером право на создание творческого имени (псевдонима) для артиста: «Дима Билан», под которым он осуществляет свою профессиональную деятельность; артист также соглашался с тем, что псевдоним является результатом творческой деятельности продюсера, и исключительное право его использования принадлежит продюсеру. Коммерческие условия контракта неизвестны. Однако предмет предоставления со стороны исполнителя вполне очевиден: все, что составляет исполнительское искусство, а также прямо или косвенно связанные с этим ценности оказывались во власти продюсера.

Предмет данного контракта можно разделить на два блока: имущественный и личный. В имущественный блок входят объекты исполнительского искусства29, поскольку сам Виктор Белан является субъектом исполнительских прав, которые впоследствии отчуждаются в пользу коммерсанта. Неимущественный блок характеризуется присвоением псевдонима артиста, использованием его изображения, образа, личностных характеристик. Отношение к артисту как к товару проявлялось через активное движение прав на Виктора Белана в гражданском обороте. «Права на исполнителя» переходили «из рук в руки» не менее 5 раз, а срок контракта составлял 50 лет.

Аспект личных прав артиста в данном случае представляет интерес как демонстрирующий несправедливость договорных условий, поскольку во «всеобъемлющей» власти продюсера находится вся личность артиста, создавая для последнего иллюзию, что все права, которые у него были, есть или могут возникнуть в будущем в связи с осуществлением исполнительской деятельности, отчуждаются в пользу продюсера. Такие условия с очевидностью признаются ничтожными.

Договор между В.Н. Беланом и Ю.Ш. Айзеншписом предусматривал передачу нетипичного права — использования специфических характеристик артиста – его образа. Образ включает в себя определенную модель поведения, привычки, повадки, походку, тембр голоса и проч. Это как внешние, так и внутренние характеристики личности. Можно сказать, что четкое продумывание образа, его элементов относится к средству индивидуализации артиста и может являться результатом интеллектуальной деятельности. Однако образ – это характеристика живого человека, а не вещи, на которую распространяется действие главы 76 ГК РФ. Данное право относится к личным правам, так как неотделимо от человека и характеризует его как отдельно сформированную личность, а потому не может отчуждаться.

Личное право исполнителя, предусмотренное ст. 1315 ГК РФ, а именно право на имя (псевдоним) не отчуждается и не передается. Несмотря на то, что псевдоним придумал Айзеншпис Ю.Ш., и таким образом он является продуктом интеллектуальной деятельности последнего, право на него принадлежит именно Виктору Белану, поскольку исполнительскую деятельность осуществляет артист, а псевдоним является ее неотъемлемой частью. Истец настаивал на том, что «Дима Билан» это не псевдоним артиста, а имущественный объект в форме проекта, поэтому имеются основания для проведения распорядительных сделок с данным объектом.

Таким образом Юрий Айзеншпис получал контроль над личными неимущественные и имущественными правами Виктора Белана: во власть продюсера попадали его имя (псевдоним), привычки, внешний облик, поведение, голос. Двадцатилетний Виктор, в погоне за заветной мечтой вряд ли действительно понимал, что попал в «продюсерское рабство», поскольку срок контракта составлял 50 лет. Айзеншпис фактически стал «собственником» артиста и совершал с ним распорядительные сделки. Отношение к артисту как к вещи подтверждается позицией бывшей супруги продюсера как лица, представляющего интересы несовершеннолетнего сына. Она настаивала, что после смерти Юрия Айзеншписа контракт продолжается, права на имя, имидж, образ артиста Виктора Белана должны перейти Михаилу в форме единого объекта «проекта Дима Билан». К счастью, в результате рассмотрения спора суд не установил существование в объективной форме, такого произведения как проект «Дима Билан». В начале договорных отношений Виктор Белан и Юрий Айзеншпис установили сумму вознаграждения артиста, а также срок контракта, составляющий 50 лет. Чехов и Маркс также установили фиксированную сумму вознаграждения автора – 75 тысяч рублей на срок 20 лет. Так, если Чехов стал марксистом на 20 лет, то Белан стал «Айзеншписцем» на полвека. Имущественная судьба двух авторов идентична.

Несмотря на несправедливость договорных условий, в силу особенностей рынка популярной музыки, в некоторых случаях они могут быть признаны оправданными. Заключение продюсерского договора схоже с лотереей. Из всех песен, написанных для Виктора Белана, неизвестно сколько стало бы действительно популярными. Подобные условия позволяют коммерсантам надеяться на более успешную реализацию их проекта. Доходы от деятельности артистов не всегда могут покрыть расходы на их продвижение.

Вполне работоспособным механизмом регулирования ситуации, при которой вознаграждение артиста со временем становится явно несоразмерным, может быть пересмотр условий, которые по причинам, связанным с особенностями «художественного рынка», обратились в несправедливые. Известно, что в конце XIX в. между французским писателем Эмилем Золя и книгоиздательством Эжена Фаскеля был заключен договор, условия которого после обретения писателем известности стали для него невыгодными. Для того чтобы устранить возникшую несоразмерность, издательство инициировало расторжение договора и предложило иные условия, соответствующие его положению в литературном сообществе.30

В Европейском союзе существует правовой инструмент пересмотра несправедливых условий творческих контрактов. — таким инструментом является Директива № 2019/790 Европейского парламента и Совета Европейского Союза «Об авторском праве и смежных правах на Едином цифровом рынке и о внесении изменений в Директивы № 96/9/EC и 2001/29/EC».

В статье 18 закрепляется принцип надлежащего и пропорционального вознаграждения. Пункт 2 этой же статьи позволяет странами ЕС использовать различные механизмы для обеспечения данного права, при этом учитывать принцип свободы договора и справедливого баланса интересов.

В статье 20 данной Директивы предусмотрен механизм, с помощью которого возможна проспективная корректировка условий договора. В случае если договор с автором или исполнителем, который на момент заключения договора не является достаточно известным, или же не способен принести достаточно прибыли, заключается на условиях с оплатой, несоразмерно низкой по сравнению с теми доходами, которые он приносит по прошествии некоторого времени, у него появляется право требования выплаты достойного, соразмерного и справедливого вознаграждения.

Способен ли российский правопорядок воспринять идею, заложенную в приведенном акте Европейского союза? Вне всяких сомнений. Приложение пусть и весьма значительных интеллектуальных усилий позволит обнаружить и извлечь такой механизм изменения коммерческих условий контрактов из содержания ст. 428 ГК РФ.

Высший Арбитражный Суд РФ в Постановлении Пленума от 14марта 2014 г.31 подчеркнул, что при установлении факта, что при заключении договора, проект которого был предложен одной из сторон и содержал в себе условия, обременительные для ее контрагента и нарушающие баланс интересов сторон, а контрагент был поставлен в положение, затрудняющее согласование иного содержания отдельных условий договора, суд вправе применить к такому договору положения п. 2 ст. 428 ГК РФ о договорах присоединения, изменив или расторгнув соответствующий договор по требованию такого контрагента. Так, Высший Арбитражный Суд РФ впервые для российского правопорядка прямо указал на власть суда над содержанием контрактов, на возможность контроля за справедливостью условий, и п. 2 ст. 428 ГК РФ является средством, которое позволяет изменить или расторгнуть неэквивалентный договор.

Очевидно, что условный А. П. Чехов достоин повышенной правовой охраны, нельзя ожидать от творческой личности рационального поведения при определении стратегии поведения в рынке, оставлять писателя наедине с такими как Маркс — подло. Свобода договора не может быть безграничной, в интересах развития изящных искусств такую свободу можно и нужно ограничить.

Соответственно, идею о ретроспективном пересмотре условий договора из упомянутой Директивы путем весьма пусть и непростых силлогизмов можно извлечь из содержания ст. 428 ГК РФ властью правоприменителя.

В современном гражданском обороте отдельное внимание уделяется непрофессиональным участникам оборота: они не могут в полной мере осознавать риски, которые принимают на себя, вступая в договорные отношения, в отличие от опытных предпринимателей, имеющих за спиной сотни аналогичных контрактов. Собственно художественный рынок имеет существенные особенности, ценность оборачиваемого «товара» со временем изменяется в связи с существенно иными показателями, чем, скажем, ценность нефти или пшеницы. Отказ правопорядка от учета подобных особенностей вряд ли имеет рациональное объяснение.

Проводя параллели с тем, что было сказано ранее, и прослеживая опыт А. П. Чехова и А. Ф. Маркса и Димы Билана и Ю. Ш. Айзеншписа, становится очевидно, что в отношении авторов и исполнителей вполне реально применим механизм защиты их прав именно в рамках ст. 428 ГК РФ, — положение слабой стороны договора не может быть ухудшено, напротив, только улучшено.

В произведении А. П. Чехова «Размазня» вопреки тому, что первоначально рассказчик и обирает Юлию Васильевну до нитки, не оставляя от ее жалования почти ничего, все же наступает счастливый конец, - то был урок кроткой гувернантке не быть «размазней». В реальности же коммерсанты часто не бывают столь благосклонны к своим контрагентам - в таком случае на их защиту встает правопорядок.

«Beauty is in the eye of the beholder», внимательно всматриваемся в содержание правил о договоре присоединения32.