Роль специализированного суда в формировании правовых позиций по вопросам применения законодательства об интеллектуальных правах

Для цитирования:

Васильев А.С. Роль специализированного суда в формировании правовых позиций по вопросам применения законодательства об интеллектуальных правах // Журнал Суда по интеллектуальным правам. Июнь 2023. Вып. 2 (40). С. 120-127.
DOI: 10.58741/23134852_2023_2_120

Vasiliev A.S. The role of a specialized court in stating binding precedents on intellectual property law enforcement // Zhurnal Suda po intellektual'nym pravam. June 2023. 2 (40). Pp. 120-127. (In Russ.).
DOI: 10.58741/23134852_2023_2_120

Создание специализированного суда по защите интеллектуальных прав, мне кажется, что это только первый шаг, ну может быть не первый шаг, но один из шагов формирования необходимой для этого дела [развитие гражданского оборота имущественных интеллектуальных прав] правовой инфраструктуры и, видимо, теперь, когда у нас есть суд, эта инфраструктура будет формироваться более энергично [1].

Кодификация законодательства об интеллектуальных правах, без сомнения, является позитивным событием в непростой судьбе российского права результатов интеллектуальной деятельности. Оказавшись в лоне Экономической конституции соответствующий раздел частного права обезопасил себя от беспорядочного вмешательства «энтузиастов несокрушимого действия» (инноваторов различных мастей), объявил себя связанным содержанием многочисленных правил права укрепления и прекращения имущественных прав, присоединился к типизированным и не очень договорным конструкциям предыдущих частей Кодекса, привлек инструментарий регулирования охранительного свойства, сделал для себя доступным целый мир частноправового знания, накопленного за многие лета проб и ошибок.

Инфраструктура есть некий организационный каркас, который создает условия для комфортного вступления в имущественные отношения; если таковая имеется, то гражданская жизнь цветет, создавая в числе прочих полезных эффектов и необходимый экономический рост. Если же инфраструктура не развита или же попросту негодна или же вредоносна, никакого развития не будет, наступит имущественный штиль. На рынке оборота прав на результаты интеллектуальной деятельности, судя по информации одного из основных элементов инфраструктуры (Роспатента), особого беспокойства не обнаруживается, за 2022 год суммарно количество зарегистрированных распоряжений имущественными правами в отношении результатов интеллектуальной деятельности составило чуть больше 3 000 актов; по средствам индивидуализации - 12 435 актов[2]. Вряд ли это возможно определить как цветущий сад гражданской жизни, юридический быт российского правообладателя, судя по приведенным показателям, весьма уныл и однообразен. Источником такого непростого состояния интеллектуальных дел, в числе прочих обстоятельств являются и некоторые дефекты организации гражданского оборота.

Россия усилиями выдающихся представителей науки частного права, настоящих реформаторов располагает одним из лучших в мировом масштабе инструментов организации и регулирования оборота прав на результаты интеллектуальной деятельности, целый оркестр, которому требуется дирижер, а самому произведению – хороший аранжировщик. Как известно, независимо от совершенства закона (инструментария), искаженное понимание его содержания, приводит к негативным последствиям различного рода вплоть до остановки гражданского оборота, затухания предпринимательской активности. Подобных примеров в частном праве достаточно множество правил действующего Кодекса с точки зрения формы не претерпели каких-либо изменений с 1994 г., поменялось понимание содержания таковых (например, ст. 157, 420 Гражданского кодекса РФ и многочисленные другие). Верховный Суд РФ, конечно же, поглядывает в сторону динамики применения законодательства об интеллектуальных правах, но, как известно, в большей степени его активность и лучшие силы юридического разума прилагаются к иным сферам гражданского оборота, в которых с очевидностью доминирует потусторонний мир гражданской «нежизни» – несостоятельность (банкротство). В подобной ситуации определенно существует потребность «возглавить» развитие частного интеллектуального права.

Суд по интеллектуальным правам не только сам является элементом инфраструктуры организации оборота прав на результаты интеллектуальной деятельности, но сам может и должен быть (стать) «аранжировщиком» норм и «дирижером» оркестра инструментов организации такого оборота, с целью приведения интеллектуального права в симфонию с гражданской жизнью. Кто может это сделать лучше всех – ответ очевиден, конечно же тот, кто своим девизом считает Lex semper intendit quod convenit rationi [3].

Каким же образом воздействовать на направление развития понимания российского интеллектуального права, достаточно ли для этого позиции специализированного суда, занимающего в иерархии судебной системы место суда кассационной инстанции. Представляется, что в руках Суда по интеллектуальным правами имеется пусть весьма ограниченный, но в умелом сознании весьма эффективный набор инструментов формирования представлений о действительном содержании правил в наличии. Конечно же можно было обратить внимание на участие суда в деятельности вышестоящей инстанции, на особенности методологии рассмотрения споров (например, активное вовлечение в процессуальную деятельность специалистов из различных сфер), содержание судебных актов, обоснование которых, как правило, весьма обстоятельно и убедительно. Обозначенные формы участия в правовой жизни имеют значение, но отдельного внимания заслуживают две формы, которые почти не зависят от положения в иерархии судебных органов, но являются проявлением степени самосознания. Одна – общественная, вторая – процессуальная. Начнем с процессуальной.

Суд по интеллектуальным правам содержанием своих актов, в силу наработанного авторитета в сообществе юристов оказывает влияние на правоприменение, однако, подобный механизм, достаточно длителен во времени реализации, требует многократного повторения, бдительности за нижестоящими судами в деле поддержания правовой определенности. В целом уместный инструмент, но в некоторых случаях требуется более эффективный и такой имеется. В указанной части заслуживает внимания реализация Судом по интеллектуальным правам возможности, предоставленной ему ст. 101 Федерального конституционного закона от 21июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде РФ». Обращение к указанному инструменту может быть обусловлено различными причинами, в отдельных случаях подобное является не в полной мере оправданным, что приводит к несогласию Высокого суда, выраженному, например, в форме Определения Конституционного Суда РФ от 12апреля 2018 г. № 865-О «По запросу Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ о проверке конституционности положений АПК РФ, а также федеральных законов «О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических лиц», «О третейских судах в РФ» и «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в РФ». Возможен и иной методологический подход. Здесь вопрос намного тоньше; предположение о том, что для Суда по интеллектуальным правам тот или иной вопрос правовой квалификации применения законодательства об интеллектуальных правах недоступен для разрешения – весьма и весьма сомнительно; действительное противоречие конституционным установлениям, разрешение которого требуется в процессуальной форме деятельности Конституционного Суда РФ, – явление редкое, иногда - надуманное. Но содержание актов конституционного правосудия, принятых по вопросам частного права за последние три – четыре года, свидетельствует о том, что, если очень сильно постараться, то в любом правовом вопросе может быть обнаружен конституционный субстрат; некоторые акты конституционного контроля напоминают скорее выверенное исследование по вопросам гражданского права, но не конституционного свойства.

Обращение в Конституционный Суд РФ в некоторых случаях имеет иную, чем выявление соответствия Конституции РФ, цель. Примером является запрос Суда по интеллектуальным правам, по результатам рассмотрения которого было вынесено Постановление Конституционного Суда РФ от 03июля 2018 г. № 28-П «По делу о проверке конституционности п. 6 ст. 1232 ГК РФ в связи с запросом Суда по интеллектуальным правам». Мог ли поставленный перед Конституционным Судом РФ вопрос Суд по интеллектуальным правам разрешить самостоятельно? Вне всяких сомнений, однако, подобное решение наверняка привлекло бы внимание специалистов, интересующихся вопросами правоустанавливающей регистрации; но внесло бы оно столь необходимую правовую определенность на фоне многозначительного молчания п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса РФ» и предшествовавшей ему правовой позиции самого Суда по интеллектуальным правами, выраженной в Справке о соотношении статьи 8.1 Гражданского кодекса Российской Федерации с положениями раздела VII Гражданского кодекса Российской Федерации «Права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации» (утв. постановлением президиума Суда по интеллектуальным правам от 22 августа 2014 года № СП-21/10). Очень вряд ли. Требовалось однозначное, громкое, не вариативное в формате «хочу – следую, хочу – не следую», а безальтернативное, связывающее всех суждение относительно правовой природы государственной регистрации имущественных прав на результаты интеллектуальной деятельности и, как представляется, именно это обстоятельство и послужило поводом для обращения, но никак не неспособность к разрешению подобного вопроса своей властью.

Результат, пусть и ожидаемый, но окончательный и бесповоротный - получен. Значимо ли соответствующее интересам оборота понимание государственной регистрации прав на результаты интеллектуальной деятельности – без сомнения, возможны ли разночтения в указанной части – никак нет. Сама значимость должной оценки такой регистрации убедительно усматривается, например, из содержания проекта федерального закона «О внесении изменений в часть четвертую ГК РФ»[4], в котором акцент был сделан на не имеющий существенного значения вопрос о расширении круга правообладателей товарных знаков. Действительно значимым является иное нормативное установление того же проекта. Профессиональное сообщество кредиторов, готовое рассматривать как ликвидный инструмент обеспечения – исключительные права на программы для ЭВМ, потребовало публичной достоверности факта существования и содержания обеспечительных прав, и оно ее получило. Запись государственной регистрации абсолютного, предоставляющего приоритет обеспечения, неочевидно воспринимаемая как подтверждающая (легитимирующая) правообладателя и его власть против третьих лиц (приоритет), для ростовщиков является бесполезной. Утверждение «у тебя есть приоритет, но это не точно» - звучит неубедительно. Профессиональный кредитор, осведомленный о том, что учет субъективной добросовестности в вещных обеспечениях когда-то в прошлом был извлечен Высшим Арбитражным Судом РФ «из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости (п. 2 ст. 6 ГК РФ)» (п. 25 Постановления Пленума ВАС РФ от 17февраля 2011 г. № 10 «О некоторых вопросах применения законодательства о залоге»), способен к очевидному выводу: раз суждение о прекращении залогового права для вещей в случае приобретения таковой субъективно неосведомленным лицом основано на аналогии права (не аналогии закона, а именно на аналогии права), то такой же вывод справедлив и для любых иных активов, способных быть предметом залога, в том числе и исключительных прав. В условиях, при которых начала и смысл гражданского законодательства способны уничтожить любое обеспечительное право, профессиональный кредитор воздержится от залогового, но предпочтет титульные обеспечения, на которые вряд ли будет согласен правообладатель. Имел ли бы смысл Федеральный закон от 28июля 2022 г. № 193-ФЗ «О внесении изменений в часть четвертую ГК РФ» -сомнительно, запись государственной регистрации неочевидной правовой природы гражданскому обороту не нужна не имеет смысла.

Конституционный Суд РФ так и остался не услышан Роспатентом, какие-либо изменения в его отношении к правоустанавливающим реестрам, находящимся в его ведении, не обнаруживается. Относимый раздел сетевого ресурса https://rospatent.gov.ru/ru/stateservices#text_1 сообщает о деятельности по регистрации объектов интеллектуальных и приравненных прав, но не имущественных прав на таковые.

Осмысленный подход к формированию правильного, нужного видения регулирования в наличии – отличительная особенность именно Суда по интеллектуальным правам; постановка вопроса перед Конституционным Судом РФ не потому, что не могу определиться с тем, как решить дело, а с тем, чтобы дать прочное знание для гражданского оборота, причем столь необходимое знание. Отличное решение. На основании сформированной правовой позиции можно строить дальнейшие правовые позиции, относимые к организации гражданского оборота, позволяющие «запустить» оборот прав на результаты интеллектуальной деятельности.

Какие вопросы могут быть решены именно с опорой на приведенный сюжет – да великое множество. Однако неясно, как может быть устроен гражданский оборот прав на результаты интеллектуальной деятельности в условиях отсутствия концепта приобретения прав от неуправомоченного отчуждателя. Оборот может быть настроен по принципу безусловного натурального восстановления правовой позиции правообладателя, однако, существует ли такая возможность в России. Российский правопорядок создал или находится на сомнительном пути создания уникальной системы производного приобретения исключительных прав, которая сочетает в себе элементы каузальной и абстрактной систем передачи титулов. Во всяком случае, представляется очень странной дискреция сторон сделки раскрывать перед регистрирующим органом содержание основания перехода права или же ограничиться абстрактными волеизъявлениями о передаче права. Регистратору должно быть представлено достоверное основание к переходу права; отказ законодателя от предоставления обороту возможности знать основание установления имущественного права на результат интеллектуальной деятельности не имеет рационального частноправового объяснения и, вероятнее всего, связан со стремлением оцифровки всего, что принято обозначать как «государственная услуга» (Федеральный закон от 12марта 2014 г. № 35-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую ГК РФ и отдельные законодательные акты РФ»). Одновременно попытка создания сепаратной системы абстрактной передачи титулов, некоего параллельного имущественного мира для исключительных прав, представляется, крайне непродуктивной. Российский правопорядок в длительных мучениях настраивал привычную ему каузальную систему производных оснований приобретения абсолютных прав, сколько экономических, личных судеб было порушено на пути к текущей модели, Конституционный Суд РФ утомился от бесконечных обращений относительно конституционности одного из главных элементов такой системы передачи прав (правила ст. 302 ГК РФ), выработаны неисчислимые подходы к оценке содержания известных правил, все работает. В один момент отказаться от всего этого в отношении исключительных прав по неочевидным причинам с тем, чтобы ступить на длительный путь формирования правовых позиций о применении абстрактной системы передачи титулов. Очень странное, если не сказать вредоносное предложение.

Значима ли правовая позиция, к появлению которой Суд по интеллектуальным правам имеет самое прямое отношение – без сомнения; является ли она столпом инфраструктуры гражданского оборота исключительных прав – однозначно; требуется ли развитие добытого знания: для многих - задача давно просрочена.

По мнению автора, все известные ему обращения Суда по интеллектуальным правам в Конституционный Суд РФ являются «редкими, но меткими», они преследуют более тонкие, чем простое обнаружение соответствие конституционным ценностям, цели. Приведенное выше обращение и его результат – великолепный пример формирования прочного частноправового знания.

Интеллектуальное право – один из самых юных разделов частного права, в каком-то смысле все мировое сообщество находится в положении римлян, создающих инструментарий, организующий вновь появившуюся форму гражданской жизни, ее новое направление, что требует подхода, основанного на ratio.

Просвещение (ни капли пафоса, но с искренней верой в это утверждение) – наивысшая, каждодневная, многотрудная задача современного общества; все без исключения беды, страдания – преимущественно следствие невежества. Частное интеллектуальное право – не исключение, именно распространение частноправового знания способно оказать наибольшее созидательное воздействие на повседневный юридический быт. Автор публикации не является специалистом в области государственного законодательства, лишь может провести некую границу в методологических построениях нормативных массивов зачастую противопоставляемых сфер, но есть ощущение, что в и данной сфере существует сопоставимая проблематика; находится ли она в разработке – неизвестно, во всяком случае «совет по кодификации и совершенствованию государственного законодательства», если и существует, то в формате некоего тайного сообщества.

Последовательное, осмысленное развитие – необходимое условие эволюции, прогресса. Попытка навязывания чуждого инструментария с опорой на всемогущество законодателя заведомо обречена на провал: «… Сфера частного права, т. е. правовая сфера … не является продуктом и инструментом государственной власти, рождается спонтанно, в силу требований самой жизни, под ее напором, в условиях перехода общества первобытных людей в эру цивилизации» [5]. Повторим: сфера частного права – это сфера объективно существующей жизни, жизни в особой форме – экономической. Именно в сфере частного права требуется приложение существенных умственных усилий для познания объективно существующей реальности, воздействие на естественно-экономические процессы способно как взрастить жизнь, так и погубить таковую. Именно знание столь необходимо для развития интеллектуального права. Одновременно ценность знания законодательства тает на глазах, сама компетенция из когда-то необходимого свойства представителя юридической профессии превращается в свою противоположность, в всяком случае в сфере частного права.

Развитие гражданской жизни, переход от гражданского оборота, в основу которого положены типизированные экономические транзакции, в своем большинстве основанные на моментальном товарообмене по поводу вещей, к экономике современного типа, с очевидностью требует приложения интеллектуальных усилий. Значимость «буквы» гражданского закона подвергнута сомнению высшим в иерархии нормотворчества органом - Конституционным Судом РФ: « … Соответствующие положения данного Кодекса [имеется в виду Гражданский кодекс РФ] сами по себе являются достаточно оценочными, что вполне приемлемо и даже необходимо для сугубо гражданско-правового регулирования …» (абз. 2 п. 4 Постановления Конституционного Суда РФ от 08июля 2021 г. № 33-П «По делу о проверке конституционности п. 1 ст. 242 и п. 2 ст. 1083 ГК РФ в связи с жалобой общества с ограниченной ответственностью ‘’Комплекс’’». Отказ от примитивного легизма как доминирующего представления о праве, во всяком случае – частном праве, поддержанный Высшим судом, – состоявшееся событие, что в очередной раз приводит нас к знанию о праве как неизбежной необходимости.

«Обитая в позитивных законах, юристы стали червями, которые живут лишь за счет гнилого дерева, чураясь здорового материала. Только в болезненном дереве они гнездятся и переплетаются» [6]. Весьма точное и по-прежнему актуальное определение методологии мышления, основанного исключительно на воспроизведении текста, но не смысла закона. Собственно, кто способен добывать столь необходимое знание. Конечно же речь идет о формировании тех или иных правовых позиций высшими судебными инстанциями. Методология создания таковых может быть различной. Может представлять собой весьма открытое для общественности действо, внешне чрезвычайно напоминающее законодательный процесс, некий ритуал с раскрытием проектов, обсуждением основных идей с участием заинтересованных лиц, рационализированным принятием или же отклонением поступивших предложений; но может иметь и иную форму, полную противоположность описанной с предоставлением обществу лишь конечного результата, как правило, без возможности его предварительного обсуждения. Неочевидно позитивный характер второй версии формирования процессуальных позиций представляется наглядным. Правоприменитель, ведомый, без сомнения, благими намерениями, предлагая миру некоторое суждение, предлагает юридическому сообществу извлечь заложенный в той или иной правовой позиции смысл, не во всех случаях разъясняя представленное. Например, что имеется в виду и зачем сделано суждение в п. 80 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса РФ» о равенстве встречных предоставлений при применении последствий недействительности, - неочевидно. Определенно, если бы в открытой дискуссии предложение подверглось обсуждению, смысл был бы извлечен и представлен в раскрытом, доступном виде; зачем подобный обскурантизм – не понятно. В некоторых случаях подобные рассуждения и выводы вовсе дают, скажем так, не в полной мере полезный эффект. Юридическое сообщество с воодушевлением восприняло идею сальдирования, зародившуюся в недрах правоприменения законодательства о несостоятельности (имеется в виду Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 29января .2018 г. № 304-ЭС17-14946 по делу № А46-6454/2015). Однако создавший подобный подход в известном деле, не предполагал его обширного применения за пределами законодательства о несостоятельности; задача была более чем очевидна – преодоление запрета зачета в процедуре несостоятельности, но эффект оказался значительно шире. Представляется не случайным то обстоятельство, что Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 11июня 2020 г. № 6 «О некоторых вопросах применения положений ГК РФ о прекращении обязательств», безмолвно по упомянутому вопросу, хотя к моменту его принятия Верховным Судом РФ было рассмотрено по существу никак не менее 10 дел. Особенности применения спонтанно обнаруженного в российском частном праве сальдирования за пределами процедур несостоятельности и не для целей преодоления упомянутого запрета весьма точно описаны классиком: « … Я же вас обобрал, чёрт возьми, ограбил! Ведь я украл у вас! …»[7]. Вот прочитайте, удивитесь насколько точно отражена проблематика, не учтенная при формировании суждения Верховным Судом РФ.

Одна из причин наступления негативных последствий такого рода - отсутствие транспарентного формирования суждений по вопросам правоприменения. Сообществу было предоставлено лишь знание, ценность которого вряд ли отличается от ценности простого знания текста закона. В результате сообщество начинает гадать, ставить эксперименты над живыми, вместо того, чтобы в уместных случаях ограничить применение такой правовой позиции или же создать компенсационные механизмы, в том числе вручив управление таковыми суду.

Суд по интеллектуальным правам среди прочих учреждений государственной власти в своей просветительской деятельности является одним из наиболее активных. Именно такая деятельность представляется одним из важнейших инструментов воздействия на гражданский оборот. Осуществляется подобная деятельность в различных формах, всякий интересующийся без труда обнаружит результаты как на ресурсе суда https://ipc.arbitr.ru/, так и на посторонних источниках, например, здесь http://www.council.gov.ru/events/news/144408/. Подобный подход (максимальная насколько это допустимо в современных условиях открытость) можно только приветствовать, продвижение знания об интеллектуальных правах необходимо, и лучшей площадки для такой просветительской деятельности не существует: в одном месте локализованы и материал для исследования, и исследователи, причем исследователи из различных сфер, а сами результаты исследований – раскрыты для оценки и анализа. Возможно, одна из форм донесения знаний – справки Суда по интеллектуальным правам - может показаться необычной. Однако всякому скептику уместно задать вопрос: не вызывает ли у него сопоставимой реакции активная деятельность по выражению мнений федеральными органами исполнительной власти в неизвестных законодательству процессуальных формах, всякий акт которой снабжается устоявшимся канцеляритом о том, что выраженное мнение «… носит информационно-разъяснительный характер, не является нормативным правовым актом или актом, имеющим нормативные свойства …», хотя зачастую именно нормативный характер оно и носит. Резонный риторический вопрос: неужели мнение Суда по интеллектуальным правам не достойно внимания; по каким причинам и скорее неожиданно письма, сообщения, телеграммы, информации и тому подобные акты органов исполнительной власти удостаиваются внимания и почему аналогичный подход не может быть применен к правовым суждениям Суда по интеллектуальным правам. Мнение относительно содержания применимого законодательства, сформированное в открытой процедуре с раскрытием мотивов, с не только является более достоверным и понятным, но заслуживающим существенно большего внимания и доверия, чем рассуждения, в основу которых зачастую положены весьма упрощенные представления о праве, в том числе и частном праве.

Суд по интеллектуальным правам располагает всем необходимым и доступным инструментарием, который мог бы продвинуть российское интеллектуальное право до высот, недостижимых для прочих юрисдикций. В своих возможностях, являясь арбитражным судом кассационной инстанции по отдельной категории дела, Суд по интеллектуальным правам весьма ограничен, однако, это не препятствует ему оказывать значимое воздействие на формирование представлений о частном праве – регуляторе отношений, возникающих по поводу результатов интеллектуальной деятельности. Знание - намного более сильный и эффективный инструмент, чем сухой текст закона или правовая позиция Высшего суда: отмена известного и критикуемого многими постановления о свободе договора не приведет ни к нужному эффекту, содержание последнего из формы сборника правовых позиций по отдельным вопросам договорного права перешло в разряд частноправового знания, стало частным правом.

Просвещение, частноправовое просвещение – это то лучшее, что среди иных проявлений деятельности, заслуживающих комплиментарных характеристик, обнаруживается в деятельности Суда по интеллектуальным правам.