Охраноспособность объектов, созданных искусственным интеллектом: теоретическое обобщение

 

Для цитирования:

Евтеева Е.В. Охраноспособность объектов, созданных искусственным интеллектом: теоретическое обобщение // Журнал Суда по интеллектуальным правам. Сентябрь 2022. Вып. 3 (37). С. 97-110.

Evteeva E.V. Protectability of objects created by artificial intelligence (AI): theoretical generalization // Zhurnal Suda po intellektual'nym pravam. September 2022. 3 (37). Pp. 97-110. (In Russ.).

 

Стремительное развитие технологий – характерная черта последних десятилетий. Искусственный интеллект (далее – ИИ) – одно из важнейших направлений, способствующее совершенствованию современного общества. По существующим данным, в искусственный интеллект ежегодно в мире вкладывается около 150 млрд долларов, а количество ежегодных научных публикацию по теме ИИ стабильно растет на 5,6% [16, c. 38].

При этом количество сфер деятельности, в которых применяется ИИ, с каждым годом лишь растет, в связи с чем развитие соответствующих технологий уже сейчас выходит за пределы сугубо технических дисциплин, все чаще охватывая философские, моральные, этические и – в особенности – правовые вопросы. А скорость открытий в сфере компьютерных технологий во много раз превышает скорость движения общества по пути осмысления и изменения системы ценностей.

Традиционными при рассмотрении вопроса использования искусственного интеллекта являются проблемы наделения ИИ правосубъектностью, а также распределения ответственности за вред, причиненный ИИ. Однако проявившиеся в последние несколько лет способности искусственного интеллекта по созданию (на первый взгляд) объектов интеллектуальной собственности породили ряд новых вопросов, в частности: может ли вообще компьютерная программа создавать объекты интеллектуальной собственности и подлежат ли правовой охране такие объекты; если да, то кому будут принадлежать права на такие объекты и в каком объеме?

По мнению И.В. Понкина и А.И. Редькиной, «искусственный интеллект способен уже сейчас (при непосредственном участии или без участия человека) создавать следующие уникальные результаты интеллектуальной деятельности: патентоспособное изобретение, музыкальное (аудио-) произведение или исполнение музыкального произведения, произведение изобразительного или скульптурного искусства, видео- или фото-произведение, виртуальную, в том числе дополненную, реальность, текстовое произведение и др.» [12, c. 37].

Уже в настоящее время в англоязычном секторе сети Интернет есть сайты, в основе которых лежит определенный алгоритм, пишущий эссе на заданные темы, опираясь на введенные пользователем слова; в сентябре 2020 г. авторитетнейшее издание – британская газета The Guardian – опубликовало статью, текст которой полностью был написан искусственным интеллектом GPT-31; в Японии уже несколько лет существует голографическая поп-звезда, являющаяся вокалоидом; дизайнер Артемий Лебедев признался, что больше года выдавал искусственный дизайнерский интеллект, который выполнил более 20 коммерческих проектов по созданию логотипов, за настоящего человека2.

Как охранять такие объекты, и охранять ли вообще? Разрешение этого вопроса потребуется в ближайшее время, что говорит об особой актуальности темы.

В настоящей работе будет представлена попытка ответить на данные вопросы, предложить свое видение ситуации, избегая прогностического анализа и основываясь в большей степени на теоретических положениях, в меньшей (ввиду ее практически полного отсутствия) – на судебной практике.

Понятия искусственного интеллекта на законодательном уровне в Российской Федерации не дается. Тем не менее отсутствие единого официального определения таких технологий не мешает государству использовать сам термин «Искусственный интеллект», например, в Программе «Цифровая экономика Российской Федерации», в Национальной программе «Цифровая экономика Российской Федерации». Важным является определение искусственного интеллекта, данное в Дорожной карте развития «сквозной» цифровой технологии «Нейротехнологии и искусственный интеллект»: это «комплекс технологических решений, имитирующий когнитивные функции человека (включая самообучение и поиск решений без заранее заданного алгоритма) и позволяющий при выполнении задач достигать результаты, как минимум сопоставимые с результатами интеллектуальной деятельности человека. Комплекс технологических решений включает информационно-коммуникационную инфраструктуру, программное обеспечение, в котором в том числе используются методы машинного обучения, процессы и сервисы по обработке данных и выработке решений»3. Следует отметить определенный успех сформулированного понятия.

В другом документе – Стратегии развития информационного общества в РФ на 2017-2030 гг.4 искусственный интеллект находится в числе основных направлений развития российских информационных и коммуникационных технологий.

Вышеперечисленное позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, государство понимает значимость технологий искусственного интеллекта и делает большую ставку на их развитие в перспективе. Во-вторых, отсутствие официального определения позволяет широко трактовать ИИ и включать в это определение все, что хоть сколько-нибудь напоминало бы искусственный интеллект.

Недостатком такого подхода законодателя является известная неопределенность в понимании природы искусственного интеллекта. Традиционно ИИ рассматривается через такие смежные категории, как робот, роботизированный агент, роботизированная система, киберфизическая система [20, c. 185]. Представляется, что правовое регулирование ИИ при отсутствии его официального определения будет носить половинчатый характер.

Попытки дать определению ИИ содержатся в актах Европейского союза.

В 2017 г. Европейским парламентом была принята Резолюция с рекомендациями Комиссии по нормам гражданского права в области робототехники5, где были выработаны общие характеристики интеллектуального робота, среди которых указывалось:

- взаимная связь с окружающей средой, благодаря которой происходит приобретение автономии и обмен данными;

- самообучение на основе опыта и взаимодействия;

- минимальная физическая поддержка;

- адаптация поведения к окружающей среде;

- отсутствие жизни в биологическом смысле.

Однако необходимо отметить, что проблема определения технологий ИИ существует не только в политико-правовом поле. Общепринятого термина нет даже на техническом уровне. Это приводит к тому, что в доктрине существует огромное множество определений ИИ различной степени проработки и с различным уклоном. Так, Бернард Марр говорит о том, что «определения ИИ начинают меняться в зависимости от целей, которые пытаются достичь с помощью системы искусственного интеллекта» [24].

В целом подходы к пониманию искусственного интеллекта можно разделить на две большие группы.

Первый подход содержит широкое определение ИИ через общие признаки, не вдаваясь в технические особенности. Под искусственным интеллектом В.Б. Наумовым и Е.В. Тытюк понимается «программа (алгоритм), отвечающая следующим признакам:

1) предназначена для обработки информации;

2) способна анализировать информацию об окружающей среде;

3) обладает автономностью в реализации алгоритма;

4) способна без участия человека самообучаться в процессе своего исполнения».

Более того, искусственный интеллект, как верно подчеркивается авторами, необязательно имеет аппаратное воплощение, а вполне может существовать вне какого-либо конкретного устройства [10, c. 531]

Второй подход основывается на подробном определении ИИ, которое содержит в себе множество технических и конструктивных особенностей с использованием сложной специфической лексики.

Так, согласно определению, данному И.В. Понкиным и А.И. Редькиной, искусственный интеллект – это «искусственная сводная кибернетическая компьютерно-программная-аппаратная система (электронная, в том числе – виртуальная, электронно-механическая, био-электронно-механическая или гибридная) с когнитивно-функциональной архитектурой и собственными или релевантно доступными (приданными) вычислительными мощностями необходимых емкостей и быстродействия, обладающая:

- свойствами субстантивности (включая определенную субъектность, в том числе как интеллектуального агента) и в целом автономности, а также элаборативной (имеющей тенденцию совершенствования) операциональности;

- высокоуровневыми возможностями воспринимать (распознавать, анализировать и оценивать) и моделировать окружающие образы и символы, отношения, процессы и обстановку (ситуацию), самореферентно принимать и реализовывать свои решения, анализировать и понимать свои собственные поведение и опыт, самостоятельно моделировать и корригировать для себя алгоритмы действий, воспроизводить (эмулировать) когнитивные функции, в том числе связанные с обучением, взаимодействием с окружающим миром и самостоятельным решением проблем;

- способностями самореферентно адаптировать свое собственное поведение, автономно глубинно самообучаться (для решения задач определенного класса или более широко), осуществлять омологацию себя и своих подсистем, в том числе вырабатывать омологированные “языки” (протоколы и способы) коммуницирования внутри себя и с другими искусственными интеллектами, субстантивно выполнять определенные антропоморфно-эмулирующие (конвенционально относимые к прерогативе человека (разумного существа)) когнитивные (в том числе – познавательно-аналитические и творческие, а также связанные с самосознание функции, учитывать, накапливать и воспроизводить (эмулировать) опыт (в том числе – человеческий)» [13, c. 94-95].

Похожее громоздкое определение (путем перечисления специфических признаков) приводит П.М. Морхат. Так, по его мнению, искусственный интеллект – это «полностью или частично автономно самоорганизующая (самоорганизующаяся) компьютерно-аппаратно-программная виртуальная или киберфизическая, в том числе био-кибернетическая, система (юнит)», обладающая различными мыслительными и когнитивными способностями и возможностями [7, с. 69].

Попытка в правовом поле описать ИИ детальным образом, рассматривая каждый существенный признак, представляется ошибочной по нескольким причинам. Во-первых, большое количество таких критериев, по совокупности которых объект может быть отнесен к категории ИИ, требует проведения объемного сравнительного анализа, что не позволит оперативно решать возникающие проблемы в ходе эксплуатации таких объектов. Во-вторых, такое определение требует известный уровень специфического знания, которым, зачастую, не обладают специалисты в области права. Более того, представляется, что в связи с быстрым развитием технологий многие из приведенных данными авторами признаков потеряют свою актуальность, а предложенное ими определение потребует внесения значительных изменений. Поэтому, по нашему мнению, искусственный интеллект необходимо трактовать широко, избегая нагромождения специфической технической терминологии, ограничиваясь указанием лишь на общие признаки, что в целом соответствует первому подходу, описанному выше.

Согласно дефиниции из Оксфордского словаря, под искусственным интеллектом (Artificial Intelligence, AI) понимается теория и разработка компьютерных систем, способных выполнять задачи, которые обычно требуют использование человеческого интеллекта (например, распознавание речи, перевод между языками, визуальное восприятие)6.

В зарубежной научной литературе придерживаются первого названного нами подхода, описывая искусственный интеллект как технологии для автоматизации задач, которые обычно выполняются человеком [23, 1307].

У обывателя при произнесении слов «искусственный интеллект» возникает представление об ИИ как о думающей машине, роботе, имеющем те же способности и возможности познания, которым обладает человеческий разум. Такое описание ИИ основывается на футуристических образах из фильмов и рекламы, где компьютеры ведут разговоры с человеком на произвольные темы и являются абсолютно автономными и независимыми системами и даже - Личностями. Однако в настоящее время это еще не соответствует действительному уровню развития технологий ИИ.

Целью исследовательских усилий разработчиков является создание так называемого «Сильного» (или Универсального) искусственного интеллекта (Strong AI, Artificial General Intelligence, AGI). Предполагается, что системы Сильного ИИ будут думать точно так же, как люди [20, c. 185].

Но в настоящее же время искусственный интеллект не осознает себя: он не задает вопроса «Что есть я?», не анализирует свое существование и происхождение, не имеет ни сопротивляемости, ни самосохранения7; что говорит о том, что существующие технологии ИИ являются Слабым ИИ, то есть он функционирует без понимания, как работает человеческое мышление.

Считается, что даже самые современные технологии ИИ не похожи на описываемый образ Сильного ИИ. Это связано прежде всего с тем, что искусственный интеллект, находящийся на современном уровне развития, не предназначен для соответствия высшим человеческим способностям (таким как абстрактное и гибкое мышление, глубокое понимание). Конечно, искусственный интеллект с большим запасом выиграет у человека соревнование в некоторых сферах деятельности (например, по вычислению многозначных чисел и ориентированию в больших объемах данных). До последнего времени считалось, что системы ИИ имеют преимущества над человеческим интеллектом только в узких, ограниченных ситуациях, где есть четкие правильные или неправильные ответы, принятие решений по которым основывается на шаблонах. Тем не менее мы подходим к переломному моменту, когда сфера применения технологий искусственного интеллекта расширяется и не ограничивается только лишь вычислительными процессами. Более того, еще в 2014 г. ИИ впервые прошел тест Тьюринга8, выдав себя за 13-летнего мальчика, что фактически было признанием невозможности отличия компьютера и человека. Все это говорит о приближении создания Сильного ИИ, хотя на данный момент это и является маловероятным в ближайший краткосрочный период (5-10 лет) [23, 1309].

Следовательно, избегая прогностических спекуляций о том, что может быть создано в будущем, но еще не существует на данный момент, в статье речь пойдет лишь о текущем состоянии технологий ИИ и тех результатах интеллектуальной деятельности, которые уже были созданы при помощи искусственного интеллекта.

Проблема возможного наделения искусственного интеллекта правосубъектностью является центральной для решения тех острых тем, которые уже сейчас встают перед законодателем и правоприменителем. Речь идет прежде всего о распределении ответственности за вред, причиненный искусственным интеллектом (например, при вождении беспилотных транспортных средств). Однако в связи с развитием технологий ИИ непосредственно во взаимосвязи с вопросом правосубъектности находится и вопрос охраны «творчества» ИИ.

В целом под правосубъектностью понимается способность быть субъектом права, то есть возможность быть носителем права при наличии право- и дееспособности [15, c. 12]. Центральным для решения вопроса правосубъектности является определение категории субъекта права. Необходимым признаком субъекта права считается правовая персонификация, под которой понимается не только самостоятельность, обособленность (внешняя и внутренняя) и индивидуализация субъекта права, но также распознаваемость и организационное единство, благодаря которым субъект в конечном итоге и может вступать в правоотношения [15, c. 13].

Субъекту права в научной литературе противопоставляется категория квазисубъекта права. Несмотря на то что общего теоретического понятия еще не выработано, считается, что под квазисубъектом права следует понимать пограничное с субъектом права явление, правовой феномен, который не является в полном смысле ни объектом, ни субъектом права, однако в отличие от последнего не способен самостоятельно осуществлять правовую коммуникацию [14, c. 36].

В отношении искусственного интеллекта (и робота - овеществленной формы ИИ) делается вывод о невозможности признания его в качестве субъекта права в господствующем понимании, поскольку ИИ не обладает существенными признаками субъекта права [14, c. 80]. Отсюда следует, что ИИ относится к квазисубъектам права, поскольку на данный момент он не имеет возможности самостоятельно приобретать и реализовывать субъективные права и юридические обязанности, нести юридическую ответственность, самостоятельно принимать правовые решения, иметь собственные правовые интересы, обладать имущественной обособленностью.

Тем не менее из-за недостаточной проработки категории квазисубъекта права вопрос правосубъектности искусственного интеллекта рассматривается исключительно в теоретической парадигме субъект/не субъект права.

Представляет интерес теория классификации объема правосубъектности ИИ, представленная П.М. Морхатом.

Так, им выделяются следующие концепты наделения искусственного интеллекта правосубъектностью, в соответствии с которыми будет решен о выборе носителя прав на результаты интеллектуальной деятельности, созданные при помощи или полностью автономно «юнитами ИИ»:

- машиноцентрический концепт (искусственный интеллект является полноправным автором создаваемых им произведений);

- концепт гибридного авторства (искусственный интеллект является соавтором человека-разработчика в создании произведений);

- концепт служебного произведения (искусственный интеллект сравнивается с наемным работником, создающим результаты интеллектуальной деятельности);

- антропоцентрический концепт (искусственный интеллект – только лишь инструмент человека для создания определенных результатов интеллектуальной деятельности);

- концепт «исчезающего» (нулевого) авторства;

- контаминационный концепт, отражающий особо сложные ситуации пересекаемости названных концептов (в разных сочетаниях и с разными весовыми характеристиками) [7, c. 50].

Представленная П.М. Морхатом классификация различных концептов является одной из первых попыток систематизировать все существующие на данный момент подходы в определении правосубъектности ИИ. Тем не менее она не лишена недостатков: автор не объясняет, какой критерий взят в качестве основания для разграничения указанных концептов; а выделенные шесть концептов можно было бы объединить в более широкие группы по определенным критериям.

При подготовке данного исследования теория П.М. Морхата была взята в основу, но существенно переработана, в результате чего можно говорить о создании новой (собирательной) классификации различных вариантов «наделения» искусственного интеллекта и других лиц правами на создаваемые объекты.

В основу авторской классификации был положены следующие критерии: возможная охраноспособность объектов, создаваемых ИИ; интересы потенциальных правообладателей таких объектов; наделение различных лиц правами на созданные объекты, а также объем передаваемых прав.

Вопрос возможной охраноспособности объектов, созданных искусственным интеллектом, требует отдельного прояснения.

Так, история систем ИИ говорит о том, что изначально искусственный интеллект рассматривался как инструмент для помощи человеку при решении строго определенных задач. Однако уже сейчас компьютерные технологии не просто облегчают деятельность человека (в том числе творческую), но даже способны создавать объекты искусства. Автор считает необходимым отметить, что в данной работе рассматриваются исключительно случаи, когда участие человека в создании тех или иных объектов является минимальным (не являются предметом анализа и теоретического обобщения случаи, когда искусственный интеллект выступает в качестве инструмента, например, текстового или графического редактора, управление которым полностью подчинено пользователю). Такое участие возможно, во-первых, для инициации начала работы искусственного интеллекта, а во-вторых, для окончательной оценки принятого искусственным интеллектом решения (в том числе в особо сложных случаях, выходящих за рамки способностей ИИ).

Искусство, являясь высшим достижением человеческой культуры, как феномен имеет много определений. Так, искусство определяется как использование мастерства или воображения для создания эстетических объектов, обстановки или действия, которые могут быть разделены с окружающими9; символичный способ познания мира, как обретение эмоционального опыта, оно участвует в процессе воспитания и социализации10. Как верно указывает С.И. Шуткин, человек не характеризуется лишь рациональной составляющей его мышления, а искусство воплощается через особый язык – язык художественного образа [21, c. 370]. Несмотря на отсутствие единого общепринятого определения, считается, что основным критерием искусства является способность вызывать эмоциональный отклик у других людей.

Классическим примером «творчества» искусственного интеллекта является написанная нейросетью в 2016 г. картина в стиле великого голландского художника Рембрандта (на основе анализа 346 работ художника) под названием «Портрет Эдмонда Белами»11, которая была продана за 432 тыс. долл. США на аукционе.

Искусственный интеллект, действительно, не обладая способностью к абстрактному мышлению, не имеет воображения, как человек. Высказывается мнение, согласно которому ИИ не занимается творчеством и не создает принципиально чего-то нового, постольку-поскольку технологии ИИ лишь обрабатывают заложенную человеком информацию, воспроизводя те образы, которые были получены машиной в ходе самообучения. Этому может противостоять аргумент о том, что и человек не создает ничего в вакууме: так или иначе (осознанно или нет) автор опирается на приобретенный им опыт при создании тех или иных результатов интеллектуальной деятельности.

Объекты творчества оцениваются обществом не сами по себе, а в тесной связи с личностью их автора, как, например, невозможно представить себе «Черный квадрат» без Малевича. «Возможно, машина более точно нарисует дерево, однако произведет ли это на нас такое же впечатление, как “Березовая роща” Архипа Куинджи?»12.

Подобные рассуждения являются отражением субъективного подхода к определению понятий «творчество» и «творческий труд». Однако существует также и объективный подход, который подразумевает, что творческим характером обладает сам результат деятельности автора, и конкретное произведение оценивается с точки зрения его вклада в национальную или мировую культуру, предполагая необходимость установления его новизны [10, с. 536].

Не вдаваясь в подробности данной дискуссии, хотелось бы подчеркнуть, что коммерческая ценность объектов, созданных с участием искусственного интеллекта, очевидна вне зависимости от занимаемого подхода, и нет оснований полагать, что интерес к таким объектам будет ослабевать или угасать со временем.

Согласно нашей авторской классификации, можно выделить следующие модели правовой охраны создаваемых искусственным интеллектом объектов (в графическом варианте схема представлена в Приложении № 1):

1. 1. Создаваемые объекты охраноспособны по смыслу права интеллектуальной собственности.
   1. 1.1. Искусственный интеллект является субъектом права:

- теория полной правосубъектности искусственного интеллекта,

- теория гибридного авторства.

1. 1.2. Искусственный интеллект не является субъектом права:
   1. 1.2.1. Права на создаваемые объекты закрепляются за разработчиками алгоритмов:

- теория охраны созданных объектов при «нулевом» авторстве,

- теория охраны созданных объектов в рамках «служебного» произведения.

1. 1.2.2. Права на создаваемые объекты закрепляются за конечными пользователями.
2. 1.2.3. Права на создаваемые объекты закрепляются и за разработчиками, и за пользователями в рамках соавторства.
1. 1.3. Смешанный подход:

-

теория электронного лица (робота-агента).

1. 2. Создаваемые объекты неохраноспособны:

- теория перехода созданных объектов в общественное достояние.

Уровень развития технологий ИИ сейчас настолько велик, что они используются уже не просто как инструменты для решения строго ограниченных задач, а как независимый источник интеллекта. Искусственный интеллект сейчас способен создавать произведения высокотворческого характера, которые должны иметь правовую охрану.

Обладание роботами известной степени автономии и способности своими действиями приобретать субъективные права и юридические обязанности, а также создавать их для других рассматриваются в качестве оснований для признания правосубъектности систем ИИ [4].

Создатели ИИ чаще всего даже не могут детально предугадать, какой именно объект будет создан. Как верно указывается [7, c. 53], два одинаковых алгоритма, независимо друг от друга получая свой собственный опыт в ходе самообучения, выдадут два совершенно разных произведения при получении ими одинаковых команд. Это вполне вписывается в идею В.А. Дозорцева: «Творческий результат интеллектуальной деятельности носит следы автора» [3, c. 145]. Фактически такие произведения не имеют человеческого автора, а являются результатом компьютерного творчества ИИ. К аналогичному выводу приходит и Ракель Акоста [22].

Однако представляется, что в настоящее время необходимости (и возможности) закрепления за ИИ полной правосубъектности нет; нет также уверенности, что такой кардинальный пересмотр всей системы права понадобится когда-либо в будущем. Искусственный интеллект не подпадает под критерии субъекта права, выработанные классической теорией права.

Более того, основополагающим догматом права интеллектуальной собственности, в рамках которого и происходит настоящий анализ, является стимулирование создателя произведения путем приобретения им экономических выгод от использования такого объекта другими лицами. Искусственный интеллект не нуждается в стимулировании, поскольку не обладает потребностями по аналогии с человеком. Он также не может распоряжаться созданными им объектами и правами на них.

Презюмируя, что созданные при помощи ИИ объекты нельзя в полной мере отнести к авторству только человека, данная модель закрепляет соавторство человека и искусственного интеллекта.

Представляется, что данная модель выглядит наименее проработанной и применимой на практике в связи со следующим. Во-первых, в рамках этой концепции статус искусственного интеллекта ставится наравне со статусом человека-создателя. При этом существующие позиции исследователей не говорят о том, каким именно объемом правосубъектности в данном случае следует наделять ИИ. Из этого вытекает серьезная, не разрешимая в настоящее время проблема. Институт соавторства предполагает наличие за каждым соавтором определенного набора прав и обязанностей [7, c. 93-94], в том числе по распределению экономических выгод от реализации полученного результата. Однако очевидно, что ИИ не может обладать правами и обязанностями как минимум потому, что не может пользоваться такими правами и реализовывать обязанности. Следовательно, и соавтором он признан быть не может. Во-вторых, такой подход потребует существенного внесения изменений в действующее законодательство: не предусматривая наделения ИИ полной правосубъектностью, законодателю потребуется создать новую конструкцию и вспомогательные институты, чтобы вписать искусственный интеллект в правовое поле.

В данном случае речь идет о сравнении искусственного интеллекта со статусом наемного работника, создающего охраняемые служебные объекты (ст. 1370 ГК РФ).

В рамках этой модели проводится параллель между положением работника как самостоятельной и независимой личности, которая создает определенный результат по поручению работодателя с использованием его ресурсов, и положением искусственного интеллекта, который, основываясь на собственном опыте, создает объект при содействии человека (разработчика) путем дачи распоряжений или определенных средств для выполнения работы. Именно последнему будут принадлежать имущественные права на созданный объект. Презюмируется также, что к человеку, который находится в непосредственной близости к созданию данного объекта, относится и авторство такого объекта по аналогии с тем, как авторство произведения наемного сотрудника закреплено за работодателем во многих юрисдикциях, включая США и Великобританию [7, c. 84]. Такой подход, однако, не близок российскому правопорядку, поскольку в соответствии со ст.1295 ГК РФ авторские права на служебное произведение принадлежат автору, а работодателю переходят исключительные права. Тем не менее данная модель опирается именно на зарубежный опыт, поскольку именно зарубежный подход представляет достаточно гибкий и в то же время эффективный способ решения проблемы.

Данная модель позволяет придать создаваемым ИИ результатам правоохраняемую форму. Важным с доктринальной точки зрения является и то, что такой подход не требует закрепления за искусственным интеллектом правосубъектности вообще. Такое решение будет удобным на практике, поскольку потребует наименьшего количества изменений в существующее законодательство [6, c. 85].

В рамках данной модели предлагается, не наделяя искусственный интеллект правосубъектностью в любом объеме и, соответственно, личными неимущественными правами, сформировать отдельную категорию объектов интеллектуальных прав, которые не являются объектами авторского права, созданы искусственным интеллектом, но при этом приравнены к охраняемым результатам интеллектуальной деятельности [5, c. 65].

Отличие данной теории от теории служебного произведения состоит в том, что здесь вообще не предполагается личность автора, ее не может существовать по смыслу, в то время как в предыдущей концепции весь объем прав на создаваемый результат все же принадлежит определенному человеку или юридическому лицу.

Отражает данный подход решение Шэньчжэньского районного народного суда Наньшань (принято в ноябре 2019 г.)13, в котором было указано, что форма изложения материала в статье, сгенерированной искусственным интеллектом, отвечает требованиям оригинальности и новизны, в связи с чем может быть классифицирована как охраняемый авторским правом результат интеллектуальной деятельности при отсутствии личности автора-физического лица. Не закрепляя правосубъектность ИИ, правоприменитель признал охраноспособность таких объектов, указав правообладателем – компанию Tencent – правообладателя робота Dreamwriter14. Тем не менее, анализируя судебную практику Китая в отношении данного вопроса, судья Верховного Суда КНР Чжоу Бо указывал, что в настоящее время неизвестно, может ли объект, автономно созданный искусственным интеллектом, быть произведением, защищаемым Законом об авторском праве [26].

Последователи данной теории склоняются к тому, что без конечного пользователя, который запускает работу алгоритмов ИИ, создание итогового результата невозможно.

Тем не менее у данной теории есть и существенные недостатки. Так, участие такого пользователя является минимальным и часто ограничивается нажатием пусковой кнопки либо же дачей задания алгоритму (например, пользователь вводит отдельные слова, а также указывает стихотворный размер, и на основании введенных данных искусственный интеллект выдает готовое стихотворное произведение). В результате в большинстве таких случаев личность конечного пользователя не играет здесь определяющей роли. Следовательно, говорить именно о творческом вкладе пользователя не представляется возможным.

Кроме того, участие такого пользователя существенно ограничено условиями, созданными разработчиками технологий искусственного интеллекта: создание итогового объекта напрямую зависит от возможностей, вложенных в ИИ разработчиками.

Необходимо сказать, что данная теория на практике может дать дестимулирующий эффект для разработчиков соответствующих алгоритмов, поскольку в данном случае последние не смогут возместить свои затраты на создание технологий ИИ.

Исходя из постулата о том, что невозможно создание таких объектов ни отдельно разработчиками алгоритмов ИИ, ни отдельно конечными пользователями, можно прийти к обоснованному (на первый взгляд) выводу о том, что права на созданные объекты должны распределяться между ними в режиме соавторства, аналогично ст. 1263 ГК РФ, где соавторами аудиовизуального произведения признаются режиссер-постановщик, автор сценария и композитор.

Однако нельзя признать данную теорию конструктивной, поскольку действия разработчиков и конечных пользователей не являются соавторством по смыслу данного института. Действия соавторов всегда направлены на достижение одной цели. Как указывал А.Х. Ульбашев, «для возникновения соавторства необходимо личное, причем творческое, участие соавторов. Стало быть, соавторство связано с личностью» [18].

Действия разработчика алгоритма и конечного пользователя не направлены на создание конкретного, общего результата. Разработчик обеспечивает условия для создания множества различных объектов, конечный пользователь же направляет свои действия на личные запросы, сужая это множество до нескольких объектов. Таким образом, действия разработчика и пользователя признавать совместными нельзя.

Бурную дискуссию в 2017 г. вызвала Модельная международная конвенция о робототехнике и искусственном интеллекте, в ст. 29 которой роботы были обозначены в качестве субъектов права, выступающих в гражданском обороте в качестве самостоятельных лиц15. Речь шла не о наделении роботов полной правосубъектностью по сравнению с человеком, а о создании отдельной правовой конструкции специально для искусственного интеллекта.

Действительно, многие ученые обращают внимание на то, что в правовом поле существует определенное количество юридических фикций, с помощью которых законодатель заполняет существующие пробелы и существенно упрощает государственное регулирование (например, юридические лица). Так, В.В. Архипов, рассматривая юридическое лицо как имущество, правосубъектность которого признана на законодательном уровне, обоснованно предлагает наделить ИИ (выраженный в форме робота или какого-либо устройства) субъектом права аналогичным образом [2].

Согласно определению Ф.В. Ужова, под электронным лицом следует понимать «носителя искусственного интеллекта (машина, робот, программа), обладающий разумом, аналогичным человеческому, способностью принимать осознанные и не основанные на заложенном создателем такой машины алгоритме решения, и в силу этого наделенного определенными правами и обязанностями» [17, c. 358]. Непригодность данного определения очевидна: для закрепления электронного лица как юридической фикции недопустимо использовать такие оценочные категории, как «разум, аналогичный человеческому», «решения, не основанные на заложенном создателем алгоритме решения».

Теория робота-агента в целом аналогична представленной теории электронного лица. Понятие робота-агента было дано в поправках в ГК РФ, разработанных В.В. Архиповым и В.Б. Наумовым [1, с. 53-56].

На практике такой подход действительно может быть удобным: во-первых, наделение ограниченной правосубъектностью не потребует подрыва фундаментальных положений права по сравнению с предложениями о признании полной правосубъектности ИИ. Во-вторых, это упростит использование искусственного интеллекта в коммерческом обороте и решит те проблемы по отношению к создаваемым объектам, которые существуют сейчас, путем законодательного закрепления отдельных положений, касающихся статуса электронного лица (робота-агента). В-третьих, указанные теории не требуют от технологий ИИ функционировать полностью автономно, поскольку, как и в отношении юридического лица, обязательным является участие представителя ИИ.

Однако высказывается мнение, что модель электронного лица (робота-агента) не является панацеей, и, хотя и представляет собой неплохую альтернативу, тем не менее сейчас может быть использована лишь для ограниченного числа случаев [9, с. 67].

Данная модель основывается на существующем состоянии российского законодательства. Так, исходя из смысла ст. 1225, 1257, 1259 ГК РФ, созданные искусственным интеллектом объекты не являются охраняемыми результатами интеллектуальной деятельности. Связано это прежде всего с отсутствием автора – человека, творческим трудом которого создан такой объект. Такая формулировка закона вынуждает констатировать тот факт, что данные объекты, не имея автора и не являясь охраняемыми результатами, должны переходить в общественное достояние. ИИ не нуждается в стимулировании, поэтому общество имеет право неограниченного пользования создаваемыми ИИ объектами.

Однако законодатель, придерживаясь подобной модели и не внося никаких изменений в действующее законодательство, дестимулирует деятельность не ИИ, а разработчиков таких технологий. Многие системы ИИ создаются под специальные задачи, например, по созданию определенных результатов интеллектуальной деятельности. Более того, объекты, создаваемые ИИ, представляют существенную коммерческую ценность. А подобный подход не позволяет разработчикам таких технологий коммерциализировать создаваемые ИИ объекты, следовательно, для них снижается мотивация по созданию и развитию технологий ИИ, уменьшается инвестирование. С дальнейшим развитием технологий искусственного интеллекта необходимость в изменении законодательного регулирования будет лишь нарастать.

Итак, проанализировав основные существующие концепции по охране созданных искусственным интеллектом объектов и продолжив авторскую классификацию, мы приходим к следующим выводам.

1. Первостепенными вопросами, инициирующими анализ сложившихся теорий, является, во-первых, возможное предоставление охраны таким объектам, а во-вторых, чьи интересы необходимо преследовать, предоставляя охрану объектам, создаваемым ИИ.

2. Нельзя говорить о наделении ИИ полной правосубъектностью наравне с человеком. Предложения по наделению ИИ ограниченной или специальной правосубъектностью рассчитаны на перспективу, когда технологии ИИ, во-первых, будут повсеместно распространены и использоваться в огромном масштабе, а во-вторых, когда искусственный интеллект приобретет еще большую автономность и независимость от человека.

3. Отсутствие правовой охраны объектов, создаваемых искусственным интеллектом, уже сейчас не соответствует запросам времени, а направлено лишь на дестимулирование разработчиков технологий ИИ ввиду невозможности коммерциализации таких объектов.

4. Существуют различные концепции, по которым объекты, созданные искусственным интеллектом, могут получить правовую охрану.

5. Охрана объектов, создаваемых искусственным интеллектом, будет зависеть от конкретного законодателя, который при внесении изменений в законодательство будет непосредственно опираться на определенную доктринальную модель.

В настоящее время искусственный интеллект не обладает признаками субъекта права: ни один развитый правопорядок еще не признает ИИ в качестве такого.

Тем не менее уже сейчас при использовании технологий искусственного интеллекта поднимаются вопросы, требующие правовое регулирование. Среди таких проблем – правовая охрана результатов деятельности искусственного интеллекта.

В ходе работы мы пришли к однозначному выводу о необходимости правовой охраны таких объектов, поскольку они обладают высокой коммерческой ценностью, и, следовательно, представляют интерес для гражданского права.

Существуют различные модели распределения прав на объекты, создаваемые искусственным интеллектом. Однако ни одна из таких моделей не подразумевает наделение ИИ личными неимущественными правами. Представляется, что это рациональный подход, который соответствует современному уровню технического развития.

Интенсивное развитие технологий искусственного интеллекта уже сейчас требует внесения существенных изменений в правовые системы мира. Однако непосредственное правовое регулирование будет зависеть от того, какая теоретическая модель распределения прав на объекты «творчества» ИИ будет выбрана конкретным законодателем. Вероятно, данный вопрос должен решаться не только на национальном, но и на уровне международного сотрудничества путем принятия основных положений в международных актах.

В связи с этим нам кажется, что по общему правилу правообладателем объектов, создаваемых искусственным интеллектом, должен считаться правообладатель самих технологий ИИ, если иное не будет установлено договором между правообладателем и конечным пользователем. Связано это с несколькими факторами.

Предоставляя разработчикам права на создаваемые искусственным интеллектом объекты (даже при участии третьих лиц – конечных пользователей), законодатель будет преследовать цель стимулирования деятельности лиц, причастных к созданию и разработке высоких технологий, связанных с искусственным интеллектом. Правообладатели технологий ИИ (чаще всего – огромные корпорации) могут продать как отдельные созданные объекты, так и сами технологии ИИ, тем самым окупив свои затраты и потратив их на создание новых алгоритмов. По этой же причине отсутствует экономический смысл закрепления прав на такие объекты за конечными пользователями: чаще всего являясь физическими лицами, они просто не способны по социально-экономическим причинам эффективно коммерциализировать подобные объекты, а их деятельность не нуждается в стимулировании и не может принести пользу обществу.

Более того, является рациональным выделение объектов, создаваемых искусственным интеллектом, в отдельную категорию (или реестр) с целью информирования третьих лиц о возможностях такого искусственного интеллекта и о характеристиках соответствующих результатов деятельности с целью их коммерциализации.

Тем не менее представляется, что данная тема еще нуждается в фундаментальных теоретических исследованиях, которые помогут законодателю и правоприменителю выбрать наиболее целесообразную и отвечающую уровню развития технологий искусственного интеллекта модель регулирования данной темы.

 

Приложение 1

Графический вариант схемы авторской классификации моделей распределения прав на создаваемые искусственным интеллектом объекты

 

---