"Журнал Суда по интеллектуальным правам", № 2 (28), июнь 2020 г., с. 47-52

Сегодня в эпоху стремительного технологического прогресса, смены экономических формаций, возникновения новых форм правового регулирования резко обозначились границы действующей системы прав интеллектуальной собственности и ее институтов. Они выражаются в лавинообразном росте числа правовых коллизий при правовом регулировании объектов прав интеллектуальной собственности в новых цифровых средах, сети Интернет.

Возможная ревизия и настройка системы прав интеллектуальной собственности сопряжены с пересмотром доктрины в ее основе. Для этого необходимо провести деконструкцию действующей системы прав интеллектуальной собственности вплоть до ее правовых основ, а также произвести сравнительный анализ среди исторических типов существовавших прав интеллектуальной собственности.

Основным методологическим критерием должно служить возможности моделей правового регулирования прав интеллектуальной собственности к предельной абстракции объектов интеллектуальных прав и способности к дематериализации труда, его плодов и их индивидуализации, способствующих эффективному использованию в цифровой экономике.

Действующая модель, регламентированная Парижской конвенцией об охране промышленной собственности (1883) и Бернской конвенцией по охране литературных и художественных произведений (1886), предполагает охрану результатов интеллектуальной деятельности, материальных по своей сути. Модель книгопечатанья, представляющая общественный прогресс в эпоху Реформации, на сегодняшний день ограничивает развития прав интеллектуальной собственности. Экономические затраты на производство материальных проекций объектов охраны интеллектуальных прав стремительно снизились, а порой и вовсе исчезли, обесценив их охрану и уступив центральное место проблеме правового регулирования неравенства при доступе к объектам прав интеллектуальной собственности.

Европейский союз и страны Северной Америки уже столкнулись с необходимостью обеспечить регистрацию и правовую охрану для широкой номенклатуры новых товарных знаков: запахи, вкусы, цвета, способы упаковки товара, текстуры, и пр. Правовое регулирование традиционных товарных знаков, включающих словесное описание или изображение, не позволяло эффективно администрировать нетрадиционные визуальные знаки (голограммы, внешний вид торгового места) и сенсорные знаки (обонятельные, осязательные, вкусовые). Так в 2014 – 2015 гг. европейские1 и канадские2 законодатели решили отказаться от принципа представления изобразительного или словесного описания при регистрации товарного знака, обозначив отступление от исторически сложившейся доктрины прав интеллектуальной собственности в пользу предоставления доказательств различительной способности у представляемого к регистрации знака. Более того, в обоих случаях на законодательном уровне прописаны механизмы регистрации ранее неизвестных знаков в качестве товарных знаков.

Для России подобный опыт важен, как и перспективы дальнейшей гармонизации национального и международного режимов прав интеллектуальной собственности.

Позиционирование российской системы прав интеллектуальной собственности относительно типологии ее доктрин как своеобразной системы координат может быть чрезвычайно полезно для определения специфики развития интеллектуальных прав в России, поиска решения теоретических и практических проблем отечественного права интеллектуальной собственности.

В качестве примера можно назвать проблему соотношения фирменного наименования и коммерческого обозначения, которую можно свести к своеобразию интерпретации единичного понятия trade name в российском праве. Возникшая диспропорция оказывает существенное негативное влияние на правовое регулирование средств индивидуализации.

Другим аспектом использования доктрин при теоретизации проблем отечественного права интеллектуальной собственности является их применение при анализе структурного развития НМПТ и географических указаний.

Возникшая и получившая юридическое определение как результат протестанстской хозяйственной деятельности, данная категория средств индивидуализации в России имеет специфическую структуру, отличную от общепринятой триады (protected designation of origin /traditional specialities guaranteed /protected geographical indication). Осмысление доктрин в рамках типологии интеллектуальной собственности может позитивно повлиять на модернизацию правового режима НМПТ и географических указаний в рамках Лиссабонского процесса.

Создание типологии доктрин прав интеллектуальности может помочь преодолеть существующие ныне противоречия. Данный компаративистский анализ опирается на методологическую базу, разработанную Рене Давидом3. В ее основу французский ученый положил два принципиальных методологических основания: культурно-историческое и юридическое, выполняющее вспомогательную функцию.

В данной работе в качестве современной системы прав интеллектуальной собственности подразумевается исторически сложившаяся в Западной Европе правовая доктрина. Логично будет выбрать в качестве объекта сопоставления доктрину, противопоставляющую себя предыдущей. В данном случае рассматривается марксистское учение и его правовые взгляды на интеллектуальную собственность. Национальные правовые системы, чье восприятие интеллектуальных прав кардинально отличается от международно признанного режима, вызывает огромный интерес. Азиатско–Тихоокеанский регион как полюс роста последних десятилетий во многом характеризуется переосмыслением конфуцианских практик и западных правовых концепций.

Таким образом, три выбранных направления правовой мысли должны быть научно обоснованы. Их сравнение будет вестись исходя из следующих критериев: возможности по абстракции объектов интеллектуальных прав, их оснований и производных; способы генерации новых форм (коллективной) интеллектуальной собственности; обеспечение равного доступа к информации; совершенствование модели институционального регулирования.

Современные исследователи считают, что периодом зарождения современной доктрины прав интеллектуальной собственности является время установления Вестфальского мира (1648)4. Характерными правовыми элементами нового порядка, пришедшего на смену феодальным отношениям и религиозным войнам, развитию континентальной торговли, а также модели общественных отношений, которую позднее опишет Макс Вебер в своем фундаментальном труде «Протестантская этика и дух капитализма»5. Она определяется началом современных капиталистических (коммерческих отношений) период религиозной реформации в Европе XVI в. Данное общественное движение сопровождалось появлением нового социального типа – человека максимально индивидуализированного, готового брать на себя ответственность и риски, живущего в материальном мире, выражающем себя через труд и плоды труда (индивидуализированные вещи). По мнению Вебера, протестантизм оказал огромное влияние на формирование процессов индивидуализации вещей и становлению прав интеллектуальной собственности в юридической науке эпохи модерна6.

Норберт Элиас, разделяя принципы индивидуализации Макса Вебера, подчеркивал необходимость в переходе регуляции правоотношений индивидуализации с микро- на макроуровень7, настаивая на необходимости их легализации вне религиозного поля.

Как проекцию такого стремления можно расценить разработку и принятие Парижской конвенция об охране промышленной собственности (1883) и Бернской конвенция по охране литературных и художественных произведений (1886), закрепивших международно признанный режим охраны прав интеллектуальной собственности и средств индивидуализации. В их основе лежит понимание объектов прав интеллектуальной собственности как материальных объектов с соответствующими их правовому статусу ограничениями.

В связи с начавшейся информатизацией экономики и общественных отношений, процессами виртуализации и размытием границ материального мира стал вопрос о пределах протестантской доктрины прав интеллектуальной собственности. Система правоотношений, в которой труд и его продукт являются материальными категориями, более не отвечает современным экономическим отношениям.

Процесс цифровизации объектов прав интеллектуальной собственности предельно четко обозначили границы утилитарности протестантской доктрины интеллектуальной собственности при осуществлении перехода в новую среду.

С ее помощью оказалось невозможно точно определить правовую природу новых средств индивидуализации интеллектуальной собственности.

Так правовая неопределенность доменного имени объясняется конфликтом режимов охраны средств индивидуализации, известных протестантской доктрине: охрана исключительных прав на средства индивидуализации, представленные графическим изображением или словесным описанием, и охрана прав на географическое указание, обусловленное географической детерминацией. Правовая природа прав на доменное имя в рамках данной доктрины неоднозначна: с одной стороны оно представляет оригинальный набор символов, а с другой стороны являет собой совокупность указаний на координаты в особой цифровой системе. Принцип регистрации доменных имен в порядке очередности, определяющий киберсквоттинг, указывает на общественные отношения, проявляющимся в контексте протестантской доктрины прав интеллектуальной собственности только в отношении географических указаний. В то же время правоприменительная практика в части споров вокруг прав на доменные имена затрагивает широкий круг объектов интеллектуальной собственности, выходящих за рамки географических указаний. К их числу можно отнести споры о схожести до степени смешения между товарными знаками и доменными именами, лежащим в плоскости сличения словесного описания. Таким образом, базовые принципы правовой охраны доменного имени в сфере прав интеллектуальной собственности, определенные в рамках «протестантской» доктрины права интеллектуальной собственности остаются, не определены, так как невозможно однозначно указать принадлежность доменного имени к режиму правовой охраны ввиду принципиальной новизны объекта интеллектуальных прав.

Подобно этому протестантская доктрина интеллектуальной собственности не в состоянии обосновать необходимость правовой защиты новых словесных знаков (хештеги, поисковые запросы) и изобразительных знаков (смайлики, стикеры), возникших в Интернете.

Одна из концепций, стремящаяся разрешению возникших противоречий, принадлежит Карлу Марксу.

В своем очерке «Система машин как адекватная капитализму форма средств труда» Маркс предложил термин «всеобщего интеллекта» как способа производства нематериальных благ8.

Таким образом, модель генерации интеллектуальной собственности в рамках идеи всеобщего интеллекта является трансформацией виртуозности человека (его идей, знаний, умений) через использование распределенной системы производства (системы машин). Получившийся при этом продукт лишается исключительных прав собственности, а автор сохраняет индивидуализирующую его виртуозность.

Таким образом, модель генерации интеллектуальной собственности в рамках идеи всеобщего интеллекта является трансформацией виртуозности человека (его идей, знаний, умений) через использование распределенной системы производства (системы машин). Получившийся при этом продукт лишается исключительных прав собственности, а автор сохраняет индивидуализирующую его виртуозность.

Среди ученых, популяризировавших концепцию всеобщего интеллекта, можно выделить философа Антонио Негри и его работу «Империя»9.

Негри характеризует современную экономическую модель сквозь господство интеллектуально насыщенного труда, состоящего из знания, творчества, их трансформации. Всеобщий интеллект является гегемонией нематериального труда и приобретает нематериальные юридические свойства. Таким образом труд, его продукты и соответствующая индивидуализация «сингуляризуется, становится единичным»10. В основе современной экономической модели, по мнению Негри, лежат знания и предпринимательская культура: «Переизбыток стоимости проявляется сегодня в аффектах, телах, наполненных знаниями, в остроте ума и чистой способности к действию»11. А. Негри видит систему прав интеллектуальной собственности как институт, «обладающий новыми созидательными способностями, основанными на интеллекте и кооперации»12, ставя таким образом под сомнение необходимость исключительных прав собственности.

Схожие позиции занимает Паоло Вирно, итальянский философ, автор «Грамматики множеств»13. Опираясь на базис всеобщего интеллекта, Паоло Вирно интерпретирует, осовременивает его суть, отказываясь от системы промышленных машин, настаивая на том, что сам интеллект в условиях постфордизма является производящей «машиной»14.

В этой связи прослеживается идея модернизации институциональной базы прав интеллектуальной собственности для более точного выражения интересов субъектов интеллектуальных прав при осуществлении ими интеллектуального труда.

Тем не менее, выраженная антропоцентричность, распределенность и сингулярность марксисткой доктрины интеллектуальной собственности выгодно дополняют строящуюся на наших глазах цифровую экономику.

Конфуцианство – этетическая база для объяснения феномена пиратства и контрафакции интеллектуальной собственности в Китае и других частях Азии. Внимание к учению Конфуция является результатом стремительного технологического роста Китая, его торгового потенциала и значительной долей в мировой экономике. При тщательном рассмотрении правовых взглядов, основанных на конфуцианстве, проявляется сложная взаимосвязь между интеллектуальной собственностью и культурой, формирующая разнообразие международного режима интеллектуальной собственности.

Связь между конфуцианством и интеллектуальной собственностью—тема, которой не существовало во времена Конфуция. Впервые подобную диалектику вывел Уильям Алфорд, опубликовавший свою провокационную книгу15. В центре этой работы вопрос о том, как политическая культура Китая, включая конфуцианство, препятствовала развитию в Китае понятия прав интеллектуальной собственности в их международно признанной трактовке на основании протестантской доктрины.

В условиях споров о конфуцианских позициях в отношении прав интеллектуальной собственности, сравнениях западной и восточной правовых доктрин важно выяснить, существуют ли между ними схожие элементы.

Имеется поразительное сходство между конфуцианским понятием прав интеллектуальной собственности и тем, что, как правило, рассматривается как общественное достояние в рамках протестантской доктрины интеллектуальной собственности16. В последние годы ученые в области интеллектуальной собственности ставили под сомнение узкое и неполное определение исключительности прав интеллектуальной собственности.

Например, Creative Commons, лицензирование с открытым исходным кодом и другие коллективные модели интеллектуальной собственности роднит больше с конфуцианскими представлениями о интеллектуальном праве, чем с классической протестантской моделью. Подчеркивая репутационные и социальные выгоды, в отличие от максимизации прибыли, эти коллективные модели интеллектуальных прав также демонстрируют поистине конфуцианское отношение к коммерции и распространению информации.

Конфуцианская доктрина прав интеллектуальной собственности – научно признанное явление, вызывает неподдельный интерес научного сообщества. Ее основными характеристиками являются гибкое отношение к нематериальным объектам охраны прав интеллектуальной собственности и способам их производства, этическое обоснование возникших недавно видов коллективной интеллектуальной собственности, высокий потенциал кооперации.

Данная типология доктрин прав интеллектуальной собственности может служить основанием для различных дискуссий о направлениях развития прав интеллектуальной собственности и их трансформации в условиях цифровой экономики.

Рассматривая данную типологию, становится очевиден генезис прав интеллектуальной собственности, видны глобальные и локальные предпосылки, общие и специфические виды общественных отношений, лежащих в основе правового регулирования данных прав.

В российском правосознании интеллектуальная собственность и ее элементы занимают периферийное место. Отсутствие четко сформулированной правовой доктрины прав интеллектуальной собственности замедляет развитие данного института. Поэтому рассматриваемая типология будет полезна как один из способов ориентации отечественного правосознания в отношении прав интеллектуальной собственности и средств индивидуализации.